Единый госэкзамен по коррупции сдан успешно

  • Post category:Статьи

Участники круглого стола «ЕГЭ: панацея или катастрофа?», прошедшего на этой неделе в Госдуме, признали: введение единого госэкзамена в качестве единственного способа итоговой аттестации и конкурсного отбора при поступлении в вуз породило конфликтную ситуацию как в образовательном сообществе, так и в обществе в целом. ЕГЭ в том виде, в котором он подошел к моменту завершения эксперимента, вреден с социальной и педагогической точки зрения, считают они.

Есть мнение, что российские школьники из-за несовершенства системы Единого государственного экзамена в следующем году рискуют остаться без аттестатов. Во всяком случае, так считает заместитель председателя Комитета Госдумы по образованию Олег Смолин. По словам парламентария, «учитывая, что у ЕГЭ есть некоторое количество сторонников, был разработан вариант законопроекта о добровольности Единого госэкзамена и об исключении из него литературы, истории и обществознания – предметов, где упор делается на воспитание, а не на запоминание».

С каждым годом ЕГЭ обрастает скандалами. А, например, в нынешнем, 2008 году, когда ЕГЭ в последний раз сдавался в экспериментальном режиме, это нововведение привело даже к первым трагедиям. В Вологодской области двое школьников стали жертвами сдачи ЕГЭ. В Череповце учащийся 9-го класса Дмитрий Рогозин умер от сердечного приступа по дороге на экзамен. А в деревне Березник 15-летняя Полина Белова покончила жизнь самоубийством после того, как обнаружила ошибку, допущенную ею при сдаче единого муниципального экзамена по математике. Причём, школьница была губернаторской стипендиаткой и входила в список ста лучших учащихся России. И надо заметить, что если бы у нас все школьники обладали подобной самооценкой, таких случаев могло быть гораздо больше. Например, на Чукотке, где впервые проводился ЕГЭ по математике, оценки среди учащихся девятых классов оказались несоответствующими действительности. Из-за сбоя в компьютерной программе отличники получили «двойки», а воспитанники коррекционного класса – «пятерки».

Но за скандалами люди очень часто не видят важных вещей. Со следующего года, когда Единый госэкзамен может стать обязательным, исчезнет система «два плюс один», когда при сдаче экзамена на «двойку» ученику добавляют ещё один балл и ставят «тройку». Это означает, что если сегодня 25% российских школьников не сдали литературу, 23% математику и 11% русский язык, то в следующем году все эти дети рискуют остаться с «волчьим билетом» вместо аттестата, если, конечно, не будут внесены изменения в законодательство.

Эксперимент по внедрению Единого государственного экзамена проводится в России с 2001 года. Правительство, предложившее узаконить ЕГЭ, посчитало, что он полностью себя оправдал. Тем не менее, руководители ведущих учебных заведений страны, в том числе, ректор МГУ Виктор Садовничий не раз заявляли, что не считают результаты ЕГЭ достаточными для подтверждения знаний абитуриентами.

С этим же ещё раз согласились и участники круглого стола в Госдуме, состоявшегося после нашумевших всероссийских экзаменов. Кроме этого, участники обсуждения пришли к выводу, что с введением ЕГЭ проблема коррупции в образовании не решена. С этим утверждением полностью согласен и президент Всероссийского фонда образования, доктор педагогических наук Сергей Комков, которого я попросил рассказать о результатах ЕГЭ, проводившегося в этом году последний раз в качестве эксперимента.

Николай Холявченко: Сергей Константинович, мы с вами уже не раз говорили о ЕГЭ. И в частности о том, что его задумали как средство борьбы с коррупцией. Но когда его внедрили, мы увидели, что получилось все наоборот: помимо репетиторства и «натаскивания» на ЕГЭ, появились даже фирмы, где можно купить результат ЕГЭ.

Сергей Комков: Сейчас коррупционная система достигла такого уровня, что сегодняшние события не идут ни в какое сравнение с тем, что было в вузах раньше. Недавно были арестованы два чиновника в Татарстане, руководившие пунктом сдачи ЕГЭ. Они посадили в подвал целую бригаду – двадцать человек – преподавателей и студентов старших курсов. Выпускники платили им по пять тысяч рублей, а те решали тесты и выдавали результаты «наверх».

Кроме того, всеми вопросами, связанными с распечаткой, размножением, упаковкой, рассылкой единого госэкзамена, занимаются коммерческие никому не подотчётные структуры. За несколько дней до экзамена бумаги уже оказываются в регионах. В избыточном количестве приходят так называемые «секретные» пакеты, и те, которые присылаются дополнительно, вскрываются в регионах, за день, за два до экзамена, и начинается продажа этих результатов.

Николай Холявченко: Короче говоря, секрет Полишинеля получается.

Сергей Комков: Совершенно верно. Известно также, что в период сдачи экзамена по русскому языку в Москве действовал специальный сайт, который открыли на несколько часов. На него можно было зайти по мобильному телефону прямо во время экзаменов. Ученик набирал номер своего варианта, и ему прямо на дисплей мобильного телефона приходили ответы с этого сайта.

Николай Холявченко: В общем, и здесь коммерция шагает в полный рост, причём в таких масштабах, которые были немыслимы при сдаче экзаменов традиционным способом.

Сергей Комков: Конечно, конечно. Более того, сейчас такие ворота раскрылись для коррупции! В Москве в этом году свидетельства о сдаче ЕГЭ выписывают и выдают директора школ. Раньше эти свидетельства оформлялись в Федеральном центре тестирования, туда вносились все данные, ставилась подпись и печать центра и пунктов приема единого госэкзамена. В этом году всё это отдали директорам школ. У нас есть, конечно, принципиальные и ответственные директора, а есть и те, которые используют этот механизм по расстановке оценок для близких и друзей. Причем, если что-то проявится, то директор школы не будет нести никакой ответственности, потому что ни по каким приказам, ни по каким законам он за это дело не отвечает.

Николай Холявченко: Получается, что ЕГЭ как определитель подготовленности учеников – профанация чистейшей воды. Раньше ученик сдавал экзамен, общался с учителем, учитывалось то, как он учился все десять лет. А сейчас экзамен уподобился разгадыванию кроссворда.

Сергей Комков: Дело в том, что хотели сделать универсальную тотальную форму оценки знаний, но такого в природе не бывает. Мы идем и наступаем на чужие грабли. На Западе уже давно ушли от этого, в Америке нет обязательных ЕГЭ, там действует добровольный тестовый экзамен, причем платный: за сдачу такого экзамена надо отдать сто долларов.

Николай Холявченко: Потому что этот тест проще?

Сергей Комков: Да, он довольно простой. К тому же, он имеет бонусный статус. То есть, если ты сдаёшь этот экзамен и потом при поступлении в вуз прикладываешь его результат, то тебе просто приплюсовываются определенные баллы, если этот результат хороший. В Европе этот сертификат также имеет бонусный статус, только на добровольной основе.

Мы вообще могли бы не проводить никаких вступительных экзаменов. У нас сегодня «демографическая яма», и количество бюджетных мест равно количеству выпускников. Мы могли бы сегодня свободно, без всяких экзаменов принять всех желающих на обучение, а потом уже, в течение первого года, определить, кто способен, а кто неспособен учиться. Это было бы видно уже: кто будет учиться дальше, а кто – искать что-то другое.

Николай Холявченко: А у нас, наоборот, бюджетные места сокращаются, как шагреневая кожа.

Сергей Комков: Да, в начале девяностых годов у нас было всего 10% платных мест и 90% бесплатных. Сегодня у нас уже 60% платных мест и 40% бесплатных. А к 2020 году у нас прогнозируется не более 10% бюджетных мест в вузах. Притом, если человек поступает в платный вуз, то ЕГЭ ему не нужен: в платные вузы принимают не по экзаменам, а по наличию денег.

Николай Холявченко: Зато дети, имеющие способности, но не имеющие денег, будут оставаться за бортом. Я тут недавно почитал очередное выступление Фурсенко, который сказал, что в этом году наибольшему сокращению подлежат бюджетные места на экономические, управленческие и гуманитарные специальности. При этом он ссылался на результаты некоего анализа, определявшего востребованность разных профессий на ближайшие пять лет. Получается, что через пять лет у нас не будет ни экономики, ни управления, а уж о гуманитарных науках и говорить не приходится. Чушь какая-то!

Сергей Комков: Ну, во-первых, никаких анализов у него никто не делает, и все решения принимаются «с потолка», не применяя никаких аналитических методов. Во-вторых, мнения экспертов там не слушают, экспертиз всего, что происходит, не проводится. Всё решается с кондачка – ведь никто толком не просчитал, во что выльется с экономической точки зрения ЕГЭ, каковы будут его последствия. За эти восемь лет на единый госэкзамен по скромным подсчетам потрачено до 1 миллиарда долларов.

Николай Холявченко: Кстати думцы, особенно «единороссы», которые за всё голосовали и всё принимали, кричат теперь об огромных деньгах, вложенных в ЕГЭ. Сейчас они уже предлагают отдать эти средства школам – это, мол, поможет избавить родителей от поборов. Так и хочется спросить: где же вы раньше были, господа?

Сергей Комков: Да, этим деньгам нашлось бы достойное применение. Сегодня 27 тысяч российских школ не пригодны для проведения занятий. Это школы, в которых провалившиеся крыши и полы, все удобства во дворе, в которые невозможно запустить ребенка, сломанные столы, парты, полное отсутствие учебного оборудования и учебных материалов, низкие заработные платы учителей, которые находятся на грани выживания. И при этом мы тратим такие бешеные деньги на какие-то сомнительные эксперименты!

Мы подготовили иск в Конституционный суд. Дело в том, что пункт 2 статьи 21-ой гласит, что никто не вправе проводить медицинские и научные опыты над гражданином без его личного на то согласия. Тем не менее, идёт широкомасштабный правительственный, административный эксперимент, но никто не спрашивал согласия на этот эксперимент у выпускников. Организаторам надо было бы соблюсти необходимые нормы права: собрать заявления с родителей учащихся о согласии первых на то, чтобы их несовершеннолетние дети подверглись такому эксперименту.

Николай Холявченко: Над нами всеми уже 20 лет экспериментируют и конца этому не видно, но когда опыты начинают ставить над детьми – это ещё возмутительнее!

Сергей Комков: Поэтому мы сейчас подготовили обращение, каждый из родителей, заявивших о своём несогласии с проведением этого эксперимента, подпишет его, и мы направляем этот документ в Конституционный суд, чтобы там рассмотрели вопрос о соответствии статьям Конституции того самого эксперимента, который проводится сегодня над гражданами России без их на то согласия.

Николай Холявченко: То, что из 20 тысяч апелляций сейчас рассмотрено уже 7 с половиной тысяч, говорит о том, что были компьютерные сбои и прочие недочёты и огрехи в организации ЕГЭ. Он словно тяжёлый каток прокатился по детским душам! Есть даже жертвы: погибли два школьника в Вологодской области, но о скольких еще обидах и претензиях мы не знаем!

Сергей Комков: Но дело в том, что апелляцию, по нашим подсчётам, подавал не каждый, кто получал плохие результаты на ЕГЭ, а примерно каждый пятый. Если бы апеллировали все, тогда было бы порядка 100 тысяч апелляций».

Преподаватели вузов, директора и учителя школ, академики практически всех российских академий выступили против реформы существующей системы образования. В период принятия парламентом закона, 420 подписей было поставлено под открытым письмом президенту Путину. Деятели науки выразили своё категоричное несогласие с повсеместным введением Единого госэкзамена. Они доказывали, что это резко ускорит процесс примитивизации школьного образования, ибо разработанный вариант ЕГЭ напоминал систему отгадывания кроссвордов. Подписавшиеся под обращением, предлагали тогда президенту создать не зависимую от ведомства Фурсенко комиссию, которая могла бы провести анализ ЕГЭ. Всё без толку! Парламентарии приняли закон.

Хотя, надежда тогда ещё и оставалась – ведь под документом пока не было главной подписи. А вот на вопрос: появится она или нет, предстояло ответить самому президенту. И по тому, как он на него ответит, мы и собирались судить – сумеет ли он сам сдать Единый государственный экзамен по очень важному для всех нас предмету. Однако над этой «головоломкой» президент думал недолго: он подписал закон всего через десять дней после того, как документ был одобрен сенаторами. Но, учитывая, что в системе образования существует возможность пересдачи экзаменационных «хвостов», мы вправе рассчитывать на то, чтобы эта норма распространялась и на самих президентов. Ибо, какими бы умными мы себя ни считали, и каких бы вузов ни заканчивали, – всё равно, главнейшим университетом для всех нас является сама ЖИЗНЬ, а самым строгим экзаменатором в этом университете – НАРОД!

Николай Холявченко