Мы не рабы, рабы не мы

Не понимает нас Запад и никогда не понимал. Россия казалась ему необъятно громадной, грязной, неустроенной. Народ поражал своим долготерпением с одной стороны, а с другой — необузданностью и свободолюбием. Черпали на Западе свои знания о стране из немногочисленных заметок соотечественников, оказавшихся волей судьбы в России, или на опыте своих попыток её завоеваний.

Способствовала этим познаниям и русская литература, получившая популярность на Западе в 19 веке. С легкой руки Чехова в их понимание русской души вошла фраза, что русский должен «выдавливать из себя по капле раба». О том, что же имел в виду Антон Павлович, говоря это, литературоведы спорят уже много десятилетий. Относил ли он это только к себе, или наделял рабским характером большую часть жителей России — не известно. Но такая трактовка российского менталитета очень понравилась на Западе.

Беда в том, что она нравится не только заграничным, но нашим доморощенным «друзьям России». Наша элита всегда, когда у них что-нибудь не получалось, сваливали всё на народ и придуманную ими его рабскую психологию. На самом деле российский народ вовсе не такой. Рабский народ не поднимает и не выигрывает революцию, не побеждает в мировой войне, в которой все западные страны капитулируют через пару месяцев. Вообще, само понятие рабского поведения в отсутствии юридических оснований относится исключительно к области индивидуального восприятия. Ребенок, жизнь которого полностью зависит от взрослых, никогда не имеет этого ощущения. Бунтовать против родителей он начинает лишь в подростковом возрасте. Так что, обвиняющие русский народ в рабской психологии, скорее всего выражают лишь особенности своего собственного пубертатного характера.

Что касается русского народа, как общности, то можно говорить, скорее, о его чрезвычайно долгой терпимости и самопожертвенности.

Расскажем о двух известных русских ученых с мировым именем, родившихся в конце 19 века в одной русской губернии и друживших с детства. О них вспоминают последние сто лет, когда мир находится в кризисе и ждёт перемен. Этими русскими учеными являются Николай Дмитриевич Кондратьев и Питирим Александрович Сорокин.

Кондратьев был статистиком и экономистом, и в начале 20-х годов предсказал Великую депрессию 1929—1938 годов. Более того, он высказал гипотезу о том, что в среднем раз в 40—60 лет капиталистическая экономика проходит через структурные кризисы, которые должны приводить не только к изменению технологического уклада, но и к большим социальным изменениям.

Питирим Сорокин был юристом, статистиком, социологом и философом. Он считал, что в конечном итоге в мире возникнет конвергентное интегрированное общество, которое совместит в себе лучшие качества капитализма и социализма. Используя, в частности, методы планирования, удастся преодолевать все кризисы капитализма, в том числе и длинные, открытые Кондратьевым.

Надо сказать, что идеи обоих ученых не были серьёзно востребованы ни в капиталистическом, ни в социалистическом мире. Классики капитализма вообще не верят ни в какие систематические провалы в виде регулярных кризисов. На Западе вспомнили о двух учениях лишь в трудный момент. Серии работ по кризисам и конвергенции появились здесь в конце 60-х и до середины 80-х. Сегодня эти идеи тоже вспомнили, правда, в несколько извращённом виде, акулы транснациональных корпораций, входящие в элитный клуб Экономического форума под руководством К. Шваба.

Коммунисты верили лишь в сплошной кризис капитализма, который должен был привести к победе социализма и поэтому запрещали анализировать «вредные» измышления о длительных колебаниях, допускающих новые подъёмы при капитализме. Не признавали они и конвергенцию, поскольку борьба двух систем должна была закончиться безусловной победой социализма.

Как крестьянским мальчикам пробиться в профессоры

Почти сто двадцать лет назад два русских подростка из бедных (сейчас бы сказали, из «неблагополучных семей») встретились в церковно-учительской семинарии посёлка Хреново в Костромской губернии. Это случилось в 1905 году.

Мальчик с редким даже для России того времени именем Питирим учился здесь уже около года. Судьба ему выдалась нелёгкая, и он к своим 16 годам уже много чего пережил и насмотрелся. Питирим остался без матери в пять лет. Отец его был ремесленником по ювелирному делу и скитался с семьей по деревням, останавливаясь на зиму для починки церковной утвари. В одном из таких сёл его мать, родив третьего сына, умерла. Младенца отдали крестьянским родственникам матери, а отец с двумя старшими детьми продолжил странствия. Много пил и поколачивал детей. Учил их чему-нибудь и как-нибудь, но к двенадцати годам Питирим мог выбивать оклады не хуже отца. В одну зиму они застряли у приходского священника, который по совместительству управлял школой, куда собирал одарённых крестьянских детей. Питирим неожиданно очень хорошо сдал экзамены, получил стипендию и отправился учиться в церковно-учительскую семинарию.

Сюда же попал и тринадцатилетний Коля Кондратьев, который происходил из бедной многодетной крестьянской семьи и тоже отличился способностями. Отметим, что в начале 20-го века в царской России учёба для таких одаренных детей из самых низов была вполне реальной.

Мальчики подружились. Они с рвением взялись за учёбу, много читали и спорили. Питирим, как старший, имел большое влияние на Николая. Они вместе вступили в партию эсеров, хотя Николаю было тогда всего 14 лет.

Партия эсеров для крестьянских детей была самой доступной и понятной. Они хотели построить справедливое общество, каким являлся социализм, для своих братьев и друзей, оставшихся в деревне. Не смущало подростков и то, что партийцы часто были иноверцами и готовы были добиваться этого любым путём. Наоборот, это даже привлекало, дети всегда радикальны.

Их партийное становление происходило в период революции 1905 года. Партия эсеров только что сформировалась как особое направление в народническом движении. Её пассионарные эмиссары были в каждом маленьком городишке в России. Попав под их влияние, Питирим с Николаем с энтузиазмом участвовали в забастовочном комитете текстильщиков Кинешмы. В конце 1906 года были арестованы и оказались в тюрьме. Из училища их выгнали. По малолетству Кондратьева освободили чуть раньше Сорокина. Он начал учиться в училище земледелия и садоводства в Умани. Подрабатывал помощником садовника.

18-летний Питирим просидел дольше. Время в тюрьме использовал для самообразования. Много читал. Познакомился с работами Маркса, Ленина, Плеханова, Чернова. Но большевики-марксисты его не вдохновили. Не понятны они были, да и лучшее будущее у них было слишком далеко, когда большинство будет за рабочим классом. А вокруг была деревня. Отсидев срок, уезжает в Петербург, задавшись целью поступить в университет. На первых порах работает репетитором и живёт в семье своего ученика.

Оказывается, что для поступления в университет он должен иметь аттестат об окончании гимназии. Друзья советуют ему поступить на Черняевские курсы. Он узнает, что на курсах преподает профессор Жаков Каллистрат Фалаллеевич, родом из тех же мест в Коми, где родился и сам Сорокин.

Молодой и целеустремлённый, Сорокин решается идти прямо домой к незнакомому земляку. Интересно, что тот, будучи на двадцать с лишним лет старше Питирима, прошёл тот же путь к образованию. Учиться стал поздно, но сумел пробиться в университет и стал профессором. Придерживался социалистических убеждений, долго находился под надзором полиции. Жаков очень помог молодому Сорокину, ввёл его в преподавательский и литературный круг Петербурга.

Николай Кондратьев, отучившись года полтора в сельскохозяйственной школе, по призыву друга, в 1909 году тоже переезжает в Петербург. Молодые люди снимают одну комнату на четверых. Тогда это называлось «снимать угол». Кондратьев тоже поступает на Черняевские курсы. Там надо было учиться четыре года, но у молодых ребят нет терпения. Друзья решают всё-таки сдать экстерном экзамены за курс гимназии. Весной они уезжают в Новый Устюг готовиться к экзаменам в доме дяди Сорокина. Несколько месяцев занимаются сами и, благополучно сдав экзамены в местной гимназии, получают долгожданный аттестат.

Вернувшись в сентябре в столицу, поступают в Психоневрологический институт, только что открытый В.М. Бехтеревым. Им нравится, что в институте преподают статистику и социологию. Однако образование в институте платное и набрать на приработках по 150 рублей за год не удаётся. Пришлось в конце второго семестра уйти и из института. Однако на следующий учебный год они оба, получив стипендию, поступают на юридический факультет университета Санкт Петербурга. В 1915 году заканчивают его.

Во время учёбы на юридическом факультете их профессиональные интересы несколько разошлись. Сорокина интересует больше философия, социология, проблемы нравственности, Кондратьева — статистика и сельское хозяйство. На юридическом факультете столичного университета было специальное отделение экономики. Здесь читали лекции М.И. Туган-Барановский, Л.И. Петражицкий.

Во время учёбы Сорокин пишет свой первый научный труд «Преступление и кара. Подвиг и награда». Кондратьев занимается аграрными проблемами России и пишет научную монографию «Развитие хозяйства Кинешемского земства Костромской губернии: социально-экономический и финансовый очерк». Обоих после окончания университета оставляют на кафедрах для продолжения научной работы.

Как и все интеллигенты, они занимаются литературой, ходят на поэтические и музыкальные вечера. Пишут публицистику, рассказы. Сотрудничают в таких журналах, как «Заветы», «Вестник Европы», «Жизнь для всех». Кондратьев к тому же преподает на агрономических курсах и ездит по стране с лекциями. Сорокин ходит с Жаковым в этнографические и археологические экспедиции по родным местам на Волге.

Оба продолжают активно участвовать в революционном движении эсеров, что в конечном итоге и определило их дальнейшую судьбу. Оба опять попадают в тюрьму. Сидят там недолго. Кондратьева выпускают через месяц. Сорокина арестовывали дважды. Свою монографию «Преступление и кара» он закончил в тюрьме. После студенческих демонстраций, организованных в связи со смертью Л.Н. Толстого, он пару недель скрывался. Друзья помогли ему уехать за границу по поддельным документам, сопровождая на курорт больного. В общем, всё это было совсем не страшно и даже, судя по воспоминаниям Сорокина, весело.

Революционные годы

Радостное предвкушение перемен длилось до 1917 года, когда начались революции. В февральской революции власть перешла к коалиционному правительству, в котором ведущую роль играли эсеры. Оба становятся секретарями у А.Ф. Керенского, которого хорошо знали довольно давно по партийной работе. Сорокин курировал дела науки, а Кондратьев — сельское хозяйство.

Правда, становилось всё хуже и хуже и страшнее. Декреты Временного правительства приводили к хаосу. Армия была дезорганизована, административные работники как в столице, так и на местах — уволены, система связи — разрушена повсюду. После неудачной попытки большевиков захватить власть в июле, их верхушка ушла в подполье, но в больших городах влияние социал-демократов продолжало расти. Не смог договориться Керенский и с Военной ставкой, повёл себя предательски во время так называемого Корниловского мятежа. В итоге, встав во главе Временного правительства, Керенский оказался практически без поддержки армии и опытных управленцев. Анархия в стране нарастала. Начался голод.

Друзья — Сорокин и Кондратьев — продолжают оставаться верными руководителю партии. В октябре 1917 года Кондратьева назначают заместителем министра по продовольствию. Но ненадолго. 25 октября происходит большевистское восстание, и Керенский бежит.

После взятия власти большевиками и разгрома Учредительного собрания Кондратьев и Сорокин вместе со всеми эсерами становятся непримиримыми врагами большевизма. Оба учёных стали депутатами Учредительного собрания. Однако поучаствовать в нём Сорокину не удалось. С группой правых эсеров он был арестован за день до открытия собрания и направлен в Петропавловскую крепость. Их арестовали по подозрению в организации антибольшевистских демонстраций в Петрограде и Москве, в ходе которых несколько десятков человек были убиты. Кроме того, 1 января было совершено первое покушение на В.И. Ленина.

Впервые за всю свою революционную деятельность Сорокин почувствовал, что такое тюрьма. Людей уводили неизвестно куда, шептались, что на расстрел. Было холодно и голодно. Однако нашлись знакомые эсеры, перешедшие на сторону большевиков, которые замолвили словечко и через пару месяцев Сорокина выпустили. Кондратьев арестован не был.

В марте большевистское правительство переезжает в Москву. Сорокин с Кондратьевым отправляются туда же. Здесь было поспокойнее и немного сытнее. Кроме того, в Москве скрывался их патрон А.Ф. Керенский. Правые эсеры создают под его руководством новую партию «Союз возрождения России» и начинают издавать газету «Возрождение». Оба друга принимают во всём участие. Кондратьев редактирует газету, пишет статьи о налаживании продовольственного снабжения, о земельной реформе. Заведует экономическим отделом Союза сельскохозяйственных кооператоров, преподаёт.

В это время партию эсеров обвиняют в попытке вооружённого переворота. Эсерка Каплан совершает покушение на Ленина. Керенский выезжает в Архангельск, где белые вместе с Антантой захватили власть. Сорокина отправляют в Вологду для подготовки к восстанию. Туда же он сопровождает семью Керенского и прячет её у своего знакомого. В своём дневнике того времени он пишет, что они ждут прихода войск Антанты.

Переворот провалился, Сорокин до января 1919 года скрывается в лесах. Измучившись от многочисленных предательств, голода и холода, он решает сдаться в ВЧК. Здесь он провёл несколько месяцев. Видел ежедневные расстрелы, голод и холод были уже совсем не страшны. Спасла его жена. Пошла к Г.Л. Пятакову (расстрелян в 1937 году по троцкистскому делу, реабилитирован в 1988 году), которого знала по Петербургу. Пятаков в то время был секретарём по пропаганде в партии большевиков. Он предложил Сорокину написать покаянное письмо Ленину. Письмо вместе со статьей-ответом Ленина под заголовком «Ценные признания Питирима Сорокина» было опубликовано в «Правде». Сорокина отпустили. Он вернулся в Петроград, остановился на пару дней у Кондратьева. Тот тоже бежал из Москвы и ждал ареста.

Его, действительно, вскоре арестовали по обвинению, как и Сорокина, в подготовке мятежа эсеров. За Кондратьева тогда заступились А. Чаянов (беспартийный, расстрелян в 1937 году) и А. Теодорович (член РСДРП, член ЦК партии большевиков, расстрелян в 1937 году). Оба работали в то время в Наркомземе. Чаянова ценил Ленин как специалиста по кооперации.

В стране победившего социализма

Получив свободу, Кондратьев поселился в Москве, где ему поручили создать Конъюнктурный институт, в котором он стал директором. Сорокин преподавал в Петрограде. Ещё раз судьба свела друзей в 1922 году.

По мере появления продуктов и утихания гражданской войны, среди интеллигенции начал пропадать страх. В 1920–1921 годах прошли забастовки преподавателей вузов, на многочисленных конференциях политика большевиков подвергалась ими резкой критике. Устав бороться со своими врагами, ЦК компартии решил выслать их из России. В мае 1922 года Лениным и его окружением был сформирован список подлежащих высылке учёных, философов, творческих работников и общественных деятелей старой России, не согласных с идеями и практикой большевизма. Отправляли их за государственный счёт на пароходах через Петроград и Одессу, Севастополь. Уезжали и на поездах через Латвию. В список высылаемых включили и Кондратьева с Сорокиным.

Сорокин сразу приехал в Москву и обратился к знакомым из министерства иностранных дел. Ему за пару дней сделали иностранный паспорт. Без вещей они с женой на поезде через Ригу уезжают в Прагу, где он встречается с президентом Г. Масариком, которого знал, работая с Керенским. Преподавал в Пражском университете, потом получил приглашение в Америку и уехал туда. Преподавал, стал деканом первого в Америке социологического факультета в Гарварде и получил широкую известность.

Кондратьев покидать Россию не хотел. На этот раз ходатаем перед Лениным выступил большевик В.В. Оболенский (настоящее имя Осинский, расстрелян в 1937 году). Конъюнктурный институт, который возглавлял Кондратьев, участвовал в составлении плана на первую пятилетку 1923–1928 годы. В 1924 году Кондратьева посылают в длительную командировку за границу. Сначала по Европе, потом за океан. В Америке встречается с Сорокиным. Тот уговаривает его остаться. Кондратьев не хочет. В России — любимая работа, карьера, желание строить тот социализм, о котором они мечтали в юности.

Он возвращается в Союз. В 1925 году появляется его первая статья о регулярных длинных кризисных волнах «Большие циклы конъюнктуры». В 1939 году уже после смерти Кондратьева, о которой на Западе ещё не было известно, выдающийся австрийский экономист Й. Шумпетер назовет эти волны «циклами Кондратьева».

Работа над теорией длинных волн была одним из научных направлений деятельности учёного. Основное же время он уделяет разработке планов развития сельского хозяйства в СССР, выступал за сочетание рыночных механизмов и плана. Считал, что индивидуальное крестьянское хозяйство, объединённое кооперативными связями, должно до поры до времени играть основную роль. Таким образом удастся обеспечить рост сельскохозяйственного производства и навсегда покончить с голодом. В 1928 году Г.Е. Зиновьев (настоящее имя Евсей-Гершен Ааронович Радомысльский, расстрелян в 1936 году) окрестил концепцию Кондратьева «манифестом кулацкой партии». В этом же году Кондратьева отстраняют от руководства Конъюнктурным институтом. Оставшись без работы и опасаясь ареста, Кондратьев пишет письмо Сорокину, умоляя что-нибудь предпринять — вызвать, например, на конференцию. Письмо посылает со знакомым через Финляндию. Оно сохранилось в архиве Сорокина. Но товарищ сделать уже ничего не мог.

В декабре 1929 году на конференции аграрников-марксистов И.В. Сталин заклеймил направления развития сельского хозяйства, отстаиваемые Кондратьевым и Чаяновым, как «кондратьевщина и чаяновщина». В 1930 году их обоих арестовали, обвинив в создании кулацкой «трудовой крестьянской партии». Кондратьев был этапирован в Суздальский политический изолятор.

В начале 30-х годов Сталин расправлялся с врагами большевистской революции. Поэтому забирал эсеров, меньшевиков и других уцелевших после всех послереволюционных перипетий противников. Одновременно зачищал своих идейных соперников по так называемым правому и левому уклонам в партии. Этот период можно назвать сравнительно мягкими чистками. Товарищей подвергали резкой критике, увольняли с работы, высылали из Союза, сажали в тюрьму. Хотя предъявлялись и серьёзные обвинения: в измене Родине. «Высшую меру социальной защиты» тогда ещё не применяли.

Кондратьев восемь лет просидел в Суздальской тюрьме. Писал письма жене с дочерью. Весной просил прислать семена и разводил огород на тюремном участке. Писал научные работы. Его соратника Чаянова даже отпустили в 1936 году из тюрьмы и отправили в ссылку в Алма-Ату.

В 1937–1938 году произошёл перелом. Из почти миллиона приговоренных к смертной казни с 1917 года почти 700 тысяч было расстреляно в 1937–1938 годах. О том, что это было, до сих пор спорят историки, социологи, психиатры и потомки пострадавших. Почему такие жестокие репрессии? Ладно, внутри России ликвидировали врагов, но ведь была уничтожена почти вся зарубежная резидентура?

Дошла очередь и до репрессированных в 30-годы, которые отсидели свой срок. Чаянова взяли в Алма-Ате осенью 1937 года и через несколько дней расстреляли. Кондратьеву предъявили новое обвинение на год позже — в сентябре 1938 года и тоже расстреляли.

Некролог

Даже с реабилитацией Кондратьеву не повезло. Почти всех репрессированных в 1937–1938 годах признали безвинно пострадавшими в 1956 году. Кондратьева частично реабилитировали в 1963 году, но никому — ни в соответствующие органы, ни семье не сообщили. На его имя в марксистской науке было наложено табу. Автору этой статьи пришлось самой столкнуться с неприятием Кондратьева в советской науке. Она исследовала длинные ряды показателей развития капитализма за 150—200 лет и упомянула теорию Кондратьева. За несколько минут до начала защиты диссертации учёный секретарь объявил соискателю, что надо отменить защиту, поскольку несколько членов Учёного совета обещали принципиально голосовать против и устроить скандал. Соискателя объявили неожиданно заболевшей и отложили защиту. Пришлось полностью переписать автореферат и отовсюду вымарать имя Кондратьева. А было это уже в 1972 году и в одном из самых прогрессивных тогда экономических институтов.

В 1984 году в советском коммунистическом форпосте — журнале «Коммунист» — появилась статья С.М. Меньшикова о циклах Кондратьева и их марксистской трактовке. Против неё выступили многие товарищи из ЦК, и только настойчивость тогдашнего главного редактора «Коммуниста» Р. Косолапова позволила оставить статью. После этого была сделана заявка о реабилитации великого учёного. Это прошение рассматривалось компетентными органами ещё три с лишним года. В середине перестройки в 1987 году было, наконец, получено решение о полной реабилитации Кондратьева. Почему так сопротивлялись реабилитации Кондратьева, не известно. Может быть, потому что по первому процессу приплели имя Троцкого?

Сорокин умер в 1968 году, никогда не узнав, что произошло с его школьным приятелем Николаем на родине. В 1950-е годы в своей автобиографии он много пишет о нём. Сам Сорокин никогда в Россию больше не приезжал. В 1991 году в Россию приехал его сын. Побывал в родном селе отца. Поставил памятник отцу перед зданием Сыктывкарского государственного университета, создал фонд «Наследие», который работает до сих пор. Фонд издаёт журнал, собрание сочинений П.А. Сорокина, проводит сорокинские чтения и конференции. Сорокин рассматривается ещё и как герой и сын народа Коми.

То же самое приблизительно происходит в России и с именем Кондратьева. У него выросла дочь Елена Николаевна, которая родилась в 1925 году. Она росла с сознанием, что она — дочь репрессированного. Однако это не помешало ей стать учёным-микробиологом. Она была оставлена в аспирантуре МГУ, защитила две диссертации, занималась преподавательской работой. Избрана в 1981 году членом-корреспондентом Академии наук СССР (задолго до реабилитации отца) и полным академиком в 1992 году. Занималась конным спортом и была членом Олимпийского комитета СССР ещё в 50-е годы. В начале 90-х был тоже создан Международный фонд Кондратьева, который проводит научные конференции.

Так сложилась судьба двух крестьянских мальчиков, родившихся в России на переломе эпох. Один рано закончил жизнь на Родине и стал мучеником. Другой прожил довольно долго и похоронен на другом континенте. Их дети напомнили через много лет о земной славе отцов.

Обыватель скажет: «Ну вот. Всё это — Россия, эмигрировал бы, остался бы жив. Несчастный». Действительно, России, то есть её гражданам, досталась необыкновенно тяжёлая судьба. Однако она также необыкновенно светлая, героическая и счастливая. Кондратьев остался со своей Родиной, и страдал вместе с ней, был «распят» и «воскрес».

Судя по воспоминаниям Сорокина, живя в комфорте в Америке, он не был счастлив. Во время войны они с женой активно работали в фонде помощи воевавшей России: собирали деньги, подарки, читали лекции, принимали делегации. Так он чувствовал свою причастность Родине. Именно после войны возникла его идея интегрированного общества, впитавшего в себя все лучшие черты советской России и западного общества. Он больше никогда не увидел родные поля и леса, не смог пробежаться по любимым улочкам Петербурга, прах его покоится за океаном. Поэтому, как только открылись границы в начале 90-х годов, первое, что сделал его сын, родившийся в Америке, — приехал на Родину отца и осуществил его несбывшуюся мечту пройтись по дорогим местам. А дочка Кондратьева всю свою жизнь ходила тропками ушедшего в землю отца.

В своих мемуарах Сорокин вспоминает слова Кондратьева на праздновании нового 1918 года, когда октябрьский переворот уже совершился. Уже большевики расстреляли демонстрацию в поддержку Учредительного собрания в Петрограде, но оно ещё не было разогнано. Двадцатипятилетний Николай Дмитриевич сказал: «Мы не знаем, кто спасёт Россию. Но как бы ни была тяжела твоя доля, дорогая Россия, ты не погибнешь. Восстанешь из пепла великой страной и великой нацией, самой могучей из всех держав на земле. Если для этого потребуется положить наши жизни, мы готовы».

Лариса Меньшикова, Амстердам

Источник: Слово

На фото: Николай Кондратьев и Питирим Сорокин