О коррупции у нас в стране говорят все – от мала до велика, от властных верхов до забытых Богом старушек на деревенских завалинках. Устали говорить, можно сказать, языки сточили. А мздоимство и воровство живучи и по-прежнему являются тормозом для развития экономики, душат любые благие начинания власти.

С любезного разрешения автора «Слово» начинает публикацию отрывков из готовящейся к печати книги Генерального прокурора РФ (1995—1999 гг.) Юрия Ильича Скуратова. Он знает о коррупции если не всё, то очень много – о её механизме, основных действующих лицах, усилиях по её обузданию. Надеемся, что читатель с интересом прочтёт откровенный рассказ профессионала, для которого такие понятия, как совесть, доброе имя Отечества, нравственный климат в стране, не пустой звук.

Этот человек не принадлежит к числу громких политиков, но, тем не менее, всегда держится на свету, его лицо примелькалось настолько, что многим уже изрядно надоело. Есть немало людей, которые при появлении его на телеэкране досадливо морщатся.

Человек этот – Михаил Ефимович Швыдкой. Побывал он на разных должностях. И телевидением командовал – правда, не всем, а только одним из каналов, и в работу Министерства культуры успел внести свою лепту (не всегда созидательную), и поруководил федеральным агентством, отметив свою деятельность отчаянной, достойной местечковой Одессы словесной дракой с министром культуры Александром Сергеевичем Соколовым, интеллигентным человеком, между прочим, родным внуком классика русской советской литературы Ивана Сергеевича Соколова-Микитова.

Отметился Швыдкой и тем, что сел верхом на канал «Культура» (а потом перебрался и на другие каналы), где заделался этаким мастером ток-шоу, готовым рассуждать на любую тему, от судеб нашего бедного искусства до того, кому чего мы должны вернуть (в смысле культурного наследия), принимает активное участие в актёрской трепотне, в лихих розыгрышах, к культуре имеющих отношение не большее, чем к развитию космоса, к полётам блох на Марс или к добыче нефти на берегу Аравийского залива – в общем, выступает в роли мастера-конферансье на все руки…

С другой стороны, словесная драка Швыдкого с Соколовым понятна, как Божий день, это обычное соперничество. Ведь до Соколова министром культуры был сам Швыдкой, но поскольку наверху наконец-то поняли, что не может человек совмещать серьёзнейшую должность министра культуры с телевизионным греховодником, готовым говорить на любую тему, лишь бы говорить…

А грехи у господина Швыдкого были, и немалые. И в ту пору, когда он командовал ВГТРК – нынешней второй телевизионной кнопкой, и в пору более позднюю, когда он был заместителем министра, а потом и министром культуры.

В 2004 году депутат Государственной думы Грешневиков Анатолий Николаевич инициировал парламентское расследование в отношении министра культуры Швыдкого. Всё дело в том, что осенью 1997 года, ещё в бытность мою Генеральным прокурором, было возбуждено уголовное дело по факту контрабанды из России ювелирных изделий. Занималась этим некая Анна Ефимович, директор престижного антикварного магазина.

Грешневиков утверждал, что Ефимович, «используя своё знакомство со Швыдким, содействовала переводу ценностей в Швейцарию под видом демонстрации в музее произведений искусства», просил разобраться в этом деле и, как он написал, «уточнить степень причастности Швыдкого к делу Ефимович».

Депутат также обратился с просьбой обнародовать результаты проверки Счётной палаты России телеканала «Культура», где Швыдкой, – а это ведомо всем, даже дворовым собакам, извините, – до сих пор чувствует себя будто у себя дома, что хочет, то и делает – и особенно то, как канал использует бюджетные средства. В общем, Швыдкой ощутил себя очень неуютно, и понятно почему…

Более того, людская молва очень упорно муссировала факт, что под видом «демонстрации» за рубежом Ефимович вывезла очень ценные подарки, сделанные, в частности, И.В. Сталину. Кстати, неценных подарков Сталину просто не делали — все-таки он был вождём огромной страны…

Анна Борисовна Ефимович имела двойное гражданство – России и Израиля, проживала в Москве на Ленинском проспекте и работала директором антикварного магазина «Акция». Очень часто выезжала за границу, хотя годовой доход имела очень незначительный – на эти деньги особо не раскатаешься: в 1994 году – 765 000 рублей, в 1995-м – 1 256 500 рублей, в 1996-м – 1 815 000 рублей, в 1997-м – 2 430 000 рублей… И тем не менее Ефимович регулярно выезжала в США, Израиль, Германию, Швецию, Францию, Испанию, в другие страны – иногда по нескольку раз в год. Более того, имела не самые «тощие» счета в банках США и Израиля, являлась обладательницей золотой карточки международного клуба «Шератон», за рубежом покупки свои оплачивала кредитными карточками «Виза» и «Американ экспресс».

Следователи также зафиксировали несколько финансовых операций, произведённых Ефимович: переводы в зарубежные банки, причём переводы немаленькие, в несколько десятков тысяч долларов. В общем, при своей крохотной зарплате Ефимович имела вполне приличные доходы.

Попалась она на контрабанде. Причём не на той, что вывозила из России, а на контрабанде, ввозимой в страну. В октябре 1997-го её задержали в аэропорту «Шереметьево» во время прохождения таможенного досмотра – Ефимович утаила тринадцать дорогих ювелирных изделий, сработанных из драгоценных камней и «драгметаллов», как часто называют золото и платину, общей стоимостью 221 940 000 рублей. Среди этих тринадцати находилось семь ювелирных изделий, которые эксперты отнесли к разряду культурных ценностей.

Поскольку налицо было преступление, Ефимович взяли под стражу, дело поручили вести транспортной прокуратуре. Естественно, следователь задал вопрос: почему Ефимович решила провести ценности тайно, не включать их в таможенную декларацию – ведь это же нарушение закона, более того – преступление. Ефимович в ответ постаралась беспечно махнуть рукой:

– Да ни о каком преступлении я и не думала, даже не предполагала, что это будет так важно – это, во-первых, а во-вторых, я плохо переношу перелёты, всегда пью сильнодействующее лекарство. Плюс ко всему в самолёте мне ещё дали вина… Опьянела, одним словом.

Говорила она вполне искренне, но следователи усомнились в её искренности: что-то тут не состыковывалось. Решили провести ревизию в магазине, где Ефимович директорствовала, и очень скоро выявили, что директриса использует возглавляемую ею коммерческую структуру в корыстных интересах.

Магазин работал, торговал антиквариатом, не имея на то никаких разрешений и лицензий, в «Акции» не было даже оценочной комиссии, которая могла хотя бы приблизительно оценить поступаемые на продажу вещи. То есть определить, новодел это или действительно старинное изделие, подлинный холст, написанный художником, скажем, сто лет назад, или грубая подделка, намалёванная в одной из современных живописных мастерских каким-нибудь козлобородым юнцом… Не вёлся аналитический учет товара, не было приходного журнала и материально ответственных лиц, которые бы отвечали за поступавшие на комиссию изделия, не было реестра антиквариата, который сдавали в «Акцию», и так далее.

Когда проверили бухгалтерские документы, то выявилась недостача ценностей на 198 679 000 рублей. Далее стали выясняться некоторые, как говорят в таких случаях современные остряки, более «пикантные» подробности.

Оказывается, Анна Борисовна Ефимович очень тесно соприкасалась, с одной стороны, с уголовным миром, с другой – с «сильными мира сего». Была близка со Швыдким. Исследовали её биографию.

Биография как биография. Высшее гуманитарное образование, незначительные вакансии в различных учреждениях. Например, она работала мойщицей посуды в ресторане, лаборантом в научно-исследовательском институте, страховым агентом в инспекции Госстраха, секретарём кафедры в одном из учреждений Академии наук – то есть, никакого отношения ни искусству, ни к антиквариату, ни к исследованию предметов старины не имела. А потом была принята на работу в антикварный магазин на довольно высокую должность заместителя директора – произошло это в приснопамятном 1991 году… А через год (даже менее чем через год – через десять месяцев) стала директором этого магазина.

Вот тут-то она и развернулась во всю ширь. Выяснилось, что она имеет довольно высоких знакомых и высоких покровителей – того же Швыдкого, который тогда работал заместителем министра культуры России, а потом стал министром, популярного артиста Леонида Ярмольника и других. В частности, жёны и Ярмольника, и Швыдкого неоднократно обращались к ней и, как считали следователи транспортной прокуратуры, сбывали через Ефимович кое-какие ценности, превращали их в хрустящие ассигнации.

А с другой стороны, Ефимович была хорошо знакома, просто дружна с Догаевым (Андрей Догаев, бывший замминистра внешнеэкономических связей. — Ред.), привлечённым к уголовной ответственности за совершение тяжких преступлений. Уже когда Догаев находился под следствием – и Ефимович это знала, – она выдала ему ряд фиктивных документов: дескать, приняла от него на реализацию предметы антиквариата. Причём предметы эти были очень приметными, имели искусствоведческий вес – например, картина Айвазовского.

Оценила Ефимович эту картину в сорок четыре миллиона рублей – и якобы продала её, хотя никто из сотрудников магазина эту картину в глаза не видел. Тем не менее в кассу «Акции» Догаев внес 4 226 400 рублей – якобы комиссионные за то, что магазин успешно продал Айвазовского.

На деле же холста великого Айвазовского не было, и никто ничего не сдавал на комиссию, как никто ничего не продавал. Сделка была из категории тех, что юристы называют «притворными». Зато сорок четыре миллиона рублей оказались чистыми. Они были отмыты – этими деньгами Догаев (минус комиссионные) мог распоряжаться, как хотел…

В общем, магазин «Акция» превратился в обычную «стиральную машину».

Таких фиктивных сделок Ефимович провела не одну, не две и не три – много больше, в большинстве случаев с директрисой магазина имел дело не Догаев, а его жена. Более того, жена часто вообще не приезжала в магазин, хотя в бумагах стояла её подпись – Ефимович эту подпись просто с простодушной лихостью подделала. Действовали, судя по всему, так: Догаев определял сумму, которую ему надо было отмыть через магазин, давал команду жене, та звонила в магазин и договаривалась о том, что сдаст на комиссию, допустим, холст Левитана или Серова – а это живопись очень дорогая, во все времена модная, – Ефимович обставляла «заявку» нужными бумагами… В результате энная сумма денег оказывалась отмытой, в кассе «Акции» появлялись комиссионные, в кармане Ефимович, надо полагать, тоже приятно хрустела пачечка денег – в общем, все были довольны…

Причём на комиссию можно было выставлять что угодно, вплоть до семейных драгоценностей какой-нибудь княгини, доставшихся фамилии Догаевых «по наследству», старых книжных фолиантов, мраморной статуи богини Афины, якобы привезённой Догаевым из археологической поездки за кордон (хотя такая статуя будет весить не менее пятисот килограммов) и доставить её откуда-нибудь из-за города в магазин – целая проблема, и запасной пистолет убийцы Пушкина Дантеса с рукоятью из слоновой кости — словом, что угодно… Ни Анну Ефимович, ни семейство Догаевых это не интересовало совершенно.

Более того, у следователей оказались совершенно неоспоримые доказательства того, что Ефимович, используя свои связи с «сильнейшими мира сего», в том числе и за рубежом, помогла Догаеву перекачать за кордон крупные денежные средства, а также переправить туда антиквариат на сумму около двух миллионов рублей. В частности, так были заполнены полки крупного антикварного магазина в Израиле, принадлежавшего Омеру Бар-Йосефу.

Есть все основания полагать, что немалую помощь в этом Ефимович оказал Швыдкой.

Кстати, используя это знакомство, Ефимович содействовала жене Догаева ещё в одной акции – та собралась вывезти в Швейцарию коллекцию произведений искусств на сумму в четыреста тысяч долларов под видом показа там на одной из художественных выставок. В данном случае чётко сработали таможенники – задержали коллекцию на границе, не пустили её дальше.

В свою очередь и Ефимович часто привозила из-за рубежа различные ювелирные изделия и через свой магазин продавала – и зарабатывала немалые, как и на «отмывке», деньги. Те, кому надо «отстирать» незаконно добытую валюту, обычно не стесняются, платят щедро. Так что официально, через налоговые органы, заявленные полтора или два миллиона рублей годового заработка – это лишь «детишкам на молочишко» и не более того, мелочь, которая никакого влияния на бюджет семьи не оказывала. Бюджет строился из других финансовых составляющих.

Из каждой своей поездки за кордон Ефимович привозила ювелирные изделия и «реализовывала» их через свой магазин. Следователи нашли в бумагах «Акции» десятки актов приёмки на комиссию от Ефимович и реализованных через магазин по очень недурной цене ювелирных и антикварных изделий.

Но это ещё не всё — «детишки» Ефимович сами себе зарабатывали на «молочишко». Вернее, старший сын её Андрей Владимиров (младший сын Илья был ещё пока мал для проведения операции по линии «шахера-махера»). А вот старший сын старался вовсю, особенно в пору, когда учился в частном юридическом колледже при Московском государственном университете. Мать его не просто вовлекла в свою коммерческую деятельность, но и старалась передать ему профессиональные тонкости этого «ремесла» – в магазине также были найдены более десятка актов о приёмке товара на комиссию, подписанных им — Андрей занимался тем же самым, что и его мать: привозил украшения и сдавал их на продажу.

Более того, через некоторое время он сам стал сотрудником магазина, руководимого матерью, и каждую свою поездку за границу (а он выезжал за рубеж неоднократно, проходил практику в качестве театрального менеджера за границей) отрабатывал по полной программе, доставляя целые мешки товара.

У Андрея была жена — правда, на момент проведения следствия он с нею не был расписан, — которая работала в Театре юного зрителя и проживала на квартире Ефимович.

Ещё у Анны Ефимович имелась мать-пенсионерка, которая обычно находилась в Питере, но потом приезжала в Москву, пребывала то там, то там, и содержание матери, конечно же, тоже влетало в копеечку.

При расследовании этого дела часто всплывала фамилия Швыдкого. Иногда всплывала фамилия его жены.

Но Швыдкой Михаил Ефимович гораздо серьёзнее засветился в другом. Будучи заместителем министра культуры, а потом и министром, он не то чтобы мало сделал для того, чтобы наше культурное наследие сохранилось — он просто способствовал тому, чтобы оно преуменьшалось. Расскажу о неких странных (уголовных наказуемых, между прочим) явлениях, которые происходили у меня на глазах.

Всё дело в том, что я ныне являюсь профессором и заведующим кафедрой в РГСУ – Российском государственным социальном университете. Университет – структура огромная: десятки тысяч студентов, тысячи преподавателей, много оборудования, машин, электроники – хорошая база, в общем, чтобы готовить толковых специалистов… А база эта постоянно требует расширения.

Поскольку в одном из зданий мы соседствовали с Государственной общественно-политической библиотекой (это бывшая библиотека Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС), пребывая в тесноте, а библиотека вольготно, то нам передали часть её помещений… И с чем же мы столкнулись?

Когда-то библиотека эта входила в состав четырёх крупнейших социальных библиотек мира, в её фондах хранились величайшие ценности – ну, такие, например, книги, как «Утопия» Томаса Мора, изданная на латинском языке в 1516 году, «Жизнеописание сэра Т. Мора», составленное его родственником Крисачесом Мором, штамп-оттиск первого экземпляра газеты «Искра», архивы Колчака и царского охранного отделения, хранились подарки, сделанные Сталину, и так далее.

Ныне же оказалось, что и редчайшие издания, и документы, и рукописи, и подарки эти ценные никому не нужны – и прежде всего, дирекции библиотеки, для которой главное – сдавать помещения в аренду каким-нибудь богатым коммерческим структурам и получать за это деньги. На всё остальное им было чихать. В коридоры были выставлены шкафы с хлипкими замочками, а в шкафах находились редчайшие ценности. Ценности эти просто манили к себе воров – подходи и бери! Совершенно безнаказанно, никто за это не даст по рукам, более того – даже не заметит.

Так в Государственной общественно-политической библиотеке исчезло несколько тысяч редчайших, ценнейших книг. Более того, сотрудники библиотеки даже не заметили исчезновения большого медного листа размером сорок на шестьдесят сантиметров, о которой я упоминал выше – большевистской реликвии, штампа-оттиска первого номера газеты «Искра»… А ведь это наша история, наше прошлое!

И этого прошлого словно бы не было вовсе – исчезло, и лях с ним!

Конечно, за безобразия эти в первую очередь отвечает директор библиотеки, но ведь и руководитель отрасли отвечает точно так же, как и конкретный хозяйственник, – в данном разе Швыдкой, но со Швыдкого как с гуся вода…

Антикварные букинистические магазины различных городов Европы, даже очень небольших, ныне забиты славянскими реликвиями, псалтырями и библиями, иконами, крестами, книгами и рукописными документами, картинами художников, чьи имена очень дороги России, в том числе и таких «модных» ныне, как Айвазовский и Рерих, редкими монетами, высокими орденами, которые носили лишь вельможи, приближенные к трону, да полководцы, одержавшие крупные победы, флейтами, скрипками, шарманками, граммофонами, виолончелями, гитарами эпохи Дениса Давыдова, историческими бумагами с печатями, часами и старыми поделками, фолиантами в кожаных переплётах, ручными оттисками разных редких картин, лубками, гуслями и так далее…

Всё это было похищено и вывезено под носом Министерства культуры России, превращено в товар, в деньги, в позор для нас с вами. А министр культуры при этом только надувал щеки да стряпал на канале «Культура» сомнительные телевизионные передачи, разрушающие отечественную культуру. Совершенно не боясь того, что прокуратура российская однажды развернётся на сто восемьдесят градусов и сделает ход в прошлое, в ту пору, когда Швыдкой возглавлял ВГТРК и ушёл, оставив за собой немало грехов…

Но нет, этого Швыдкой не боится. И вещает, вещает, вещает…

Продолжение следует

Юрий Скуратов

Источник – Слово