Первая встреча с Баталом произошла после войны в селе Ачандара. Запомнился он сразу. Из-под длиннющих смолянистых ресниц бездонно бездонными голубыми озёрами смотрели не по-юношески серьёзные глаза. В них смешались любопытство неподдельный интерес. Мы были первыми в этом высокогорном селе из другого мира, не тронутой и не опалённой пожаром войны. Затем вольно или невольно взгляд его искал его на волейбольной площадке, у реки, где вместе плескались, смывая пот и соль после упорной и напряжённой игры, за праздничным столом и среди танцоров.

Он постоянно был в движении. Азартно и яростно сражался за каждый мяч. Потом во дворе Назима Ахбы вместе с Максимом и Левиком подобно челноку сновал между гостями и столом. А когда грянули первые аккорды, расправив, словно крылья, широкие рукава рубахи, закружил в завораживающем танце вместе с юной Асидой. Каждое их движение было исполнено с глубоким чувством.

В конце вечера мы встретились снова. Он, Максик и Левик обступили нас и с жадным интересом слушали рассказы о той новой, во многом непонятной и далёкой жизни в России, от которой их отделяла прошедшая война и наступившая вслед за ней блокада.

Поздно ночью закончился этот оставшийся навсегда в нашей памяти вечер в Анчандрах. Здесь, у нетронутых альпийских лугов, на берегу стремительной горной реки, берущей начало у вечных снегов, вопреки времени произошло невозможное. Мы возвратились в своё не столь отдалённое прошлое. Прошлое, которое не было замутнено духом стяжательства и алчности, отравлено ядом эгоизма. Где слово «друг» и «Родина» были неизмеримо дороже роскошного 600-го Мерседеса или счёта в «Бэнк оф Америка». Прошлое, когда ты был счастлив в скромной каморке в пик курортного сезона у стен Ново-Афонского монастыря больше, чем в помпезных апартаментах московского «Президент отеля».

Мы долго вспоминали события начала девяностых, которые словно острым ножом прошлись по телам ничего не подозревающих людей бывшего Советского Союза.

– В тот день, 14 августа девяносто второго, – с болью в голосе продолжал Батал, – когда на улицах Сухума грохотала артиллерийская канонада, бушевали пожары, появились убитые и раненые, произошло знакомое событие. Ты можешь с этим не согласиться и посчитать случайным совпадением, но, тем не менее, это было. Так вот, первыми жертвами в том бою стали не наши ополченцы, а мирные русские отдыхающие офицеры и их дети. Те, кто задумал эту чудовищную провокацию, знали в кого надо бить. Первая кровь обагрила камни, и началось это всеобщее безумие. Зёрна национализма и фашизма дали свои страшные всходы.

Три грузинских вертолёта, зашли на город с моря и нанесли свой подлый удар не по защитникам Верховного Совета и расположению абхазского батальона милиции, а по санаторию ПВО России. Мимо такой мишени и слепой не промажет. Его корпуса-высотки из любого конца Сухума можно увидеть. Во время того налёта погиб майор с женой, они приехали из Питера, и ещё один офицер с ребёнком. Я думаю, что уже тогда Шеварднадзе и американцы, метя в Абхазию, на самом деле били в Россию. Там за океаном сильная Россия никому не нужна. Не для того они столько лет разваливали Союз, чтобы затем иметь дело с могучей Россией. Им нужны только слабые и послушные. Время подтвердило теперь уже очевидную и для многих жестокую истину.

Разведчики, узники, чудом вырвавшиеся из застенков полковника Ахалая, рассказывали страшные подробности о творимых зверствах грузинских «гвардейцев». Головорезы из грузинского Мхедриони искололи грудь штыками, отрубили руки, а затем убили Миро Цецхладзе лишь за то, что его сыновья-грузины ушли в ополчение, чтобы защищать свой дом и свою землю от агрессоров из Тбилиси.

В тот день был до смерти замучен ветеран Великой Отечественной войны Адлебей Сирбий, вся вина которого состояла в том, что он, абхаз, осмелился сказать своим мучителям правду. Они забили его прикладами автоматов и в приступе звериной злобы не пощадили его жену-грузинку. Пули изрешетили хрупкое тело женщины, а она на глазах остолбеневших палачей шла к тому, с кем делила радости и горе. Великая любовь дала ей силы, чтобы и после смерти они остались навсегда вместе. Ещё долго над осиротевшим двором гремели выстрелы, терзая бездыханные тела, слившиеся навеки в последнем объятии.

Эти чудовища не остановились ни перед чем. В них не сохранилось ничего человеческого. Варвары, звери! В ярости они вымещали злобу на безвинных стариках, женщинах, детях. Под Келасури их загнали в трубу на газораспределительной станции и заживо замуровали.

12 марта они ворвались в квартиру Галины, вынесли имущество, а её посадили на раскалённую печь. Ночью в селе Дранды изнасиловали и зверски убили Ирину.

7 апреля у Виктора Петренко угнали машину, разграбили дом, а его самого привязали к кровати и разожгли под ней костёр. Средь бела дня застрелили в квартире сухумскую художницу Равилю Мухаметгалиеву. Этот скорбный список жёг глаза и наполнял наши сердца лютой ненавистью к захватчикам и палачам. Командиры не в силах были удержать бойцов от справедливого возмездия. Слишком велики были наше горе и ненависть, чтобы думать о собственных жизнях. Нас хотели полностью истребить как нацию, о чём открыто тогда заявил грузинский министр обороны Каркарашвили.

С первого дня оккупации Абхазии новоявленные правители запретили абхазский и русский язык. Толпами гнали евреев, греков, армян к кораблям, лишь бы те поскорее освободили для них дома и земли. Великая Грузия – для грузин! Это тебе ничто не напоминает?! – с сарказмом спросил Батал. – Нет, они принадлежат не к сумасшедшему ефрейтору, а «просвещённым эстетам» из Тбилиси. Поливали они нас не только свинцом, но и ложью. У Шеварднадзе других слов не находилось, как «абхазские бандиты и убийцы» Его бывший министр обороны Каркарашвили до того докаркался, что готов был положить сто тысяч грузин, но чтобы только ни одного абхазца в живых не осталось. Будь их воля, они и само название «Абхазия» из истории вычеркнули бы!

Ценой большой крови и горя мы победили в той страшной войне, которую развязали не мы, а Шеварднадзе и его прихвостни. Нас тогда поддержали многие народы: русские, белорусы, армяне, братские народы всего Кавказа, шли кубанские и донские казаки, даже немало грузин воевало на нашей стороне, были у нас французы, испанцы, немцы, турки, китайцы, африканцы. Пришли к нам целые батальоны добровольцев, подобное когда-то происходило только в Испании. В Тбилиси заходились в истерике. Там не могли понять почему «непогрешимому Шеварднадзе» одни «отмороженные» украинские националисты помогали. Ну, с ними понятно, эти готовы где угодно и с кем угодно воевать, только бы России насолить. Платил им «Шева» щедро и целыми самолётами завозил в Сухум, в таком деле «пушечное мясо» не жалеют. В конечном итоге, «бендеровцев» отступающие грузины бросили в полном окружении на произвол судьбы. Кто уцелел из хохлов-наёмников потом каялись, готовы были живьём растерзать «Шеву» за предательство. Кинул он их здорово, как и положено «кидале», на верную смерть бросил.

30 сентября 1993 года, наконец, наступил этот долгожданный и хрупкий мир, – просто и буднично сказал Батал. – Мы были необыкновенно счастливы в тот миг. И в этом счастье хотели сделать окружающий мир лучше и добрее, уберечь его от той беды, что постигла нас. Но мир холодной и жестокой политики не захотел понять и принять нас. Он надменно отвернулся и одним росчерком пера отгородил и отрезал целый, пусть даже маленький народ стеной забвенья – жестокой и несправедливой блокады.

Нас загнали в большую «зону» за те преступления, которые мы не совершали, и лишили права на элементарную человеческую жизнь. Мы же боролись за право жить на этом свете, просто жить на своей родной земле. Скоро целые поколения забудут, а другие не будут знать, что существует другая жизнь и другой мир. Мир, где в небе летают мирные самолёты, моря бороздят пассажирские лайнеры, а люди не шарахаются от человека с ружьём.

У этого «цивилизованного» и сытого «человечества» до сих пор не находится иного слова, как «абхазские сепаратисты»! Но какие мы, к чёрту, сепаратисты! Разве абхазы четырнадцатого августа бомбили Сухум и пулемётным огнём косили отдыхающих на пляже в Агудзере и в российском санатории ПВО?! Как мы смогли стать ими, не отделяясь ни от кого и не нападая ни на кого?! Это потом, когда пол-Абхазии лежало в руинах, а живые не успевали хоронить мёртвых, парламент принял решение о выходе из состава Грузии, в которую нас загнали в феврале тридцать первого сталинской удавкой. Может быть, наша вина состоит в том, что наперекор всему и вся мы продолжаем жить и упрямо твердим: «Мы – абхазы!». Но тут ничего не поделаешь, пока жив последний абхазец, так и будет!

Я верю, – и глаза Батал посветлели, – придёт время, когда снимут блокаду. Но кто и когда сможет остановить ту войну, что поселилась в наших сердцах, залечить страшные рубцы в памяти народа, порождённые взаимной ненавистью и горечью утрат?

Государство, как и человек, рождается в муках, – продолжал размышлять Батал. – И моя многострадальная Абхазия снова рождается в страшных муках. Пусть пока её не признают в мире, но я не сомневаюсь, что пройдёт время и оно всё расставит по своим местам. Наша маленькая страна теперь уже никогда не затеряется и не исчезнет, как канули в Лету могучие империи монголов и османов, потому что мы отстояли самое главное и самое важное – свою землю, свой язык и свою культуру. Мы будем жить в свободной и процветающей Абхазии!

А может, незачем ожидать мессию, а надо жить и делать добро, – просто сказал Батал и снова на его лице появилась та открытая, добрая и обезоруживающая улыбка.



Николай Абин, полковник ФСБ

Сухум, 2003 г.

Захоронение жертв грузинской агрессии в г. Сухум Увеличить »»

Мемориальный комплекс на въезде в столицу Абхазии – город Сухум. Траурные плиты павшим при освобождении Сухума в 1993 г. Увеличить »»