Может ли народ, разрушенный до основания (или почти до основания), возродиться в новой силе? Если мы имеем в виду русский народ, то ответит на этот вопрос, конечно, только сама история. Однако её ответ окажется заведомо отрицательным, если русские будут лишь гадать о своём будущем, но не созидать его сами. А для того, чтобы его созидать, надо, прежде всего, думать. И не только думать, но распространять правильные идеи и воплощать их в жизни.
На мой взгляд, после осознания православной веры как основы всего русского жизнеустройства следующие две темы, наиважнейшие для правильной самоорганизации русского народа, это СЕМЬЯ и НАЦИОНАЛЬНАЯ ОБЩИНА. Без их возрождения в русском народе его возрождение невозможно. Распространение Православия на личностном только уровне мало что даст. Оно не делает и не сделает русский народ сильным. Да и неубедительно оно для многих, поскольку не творит такие необходимые вещи, как сильная русская семья и сильная русская община. Эти краеугольные камни нации. Православие на личностном только уровне это неполноценное Православие. А потому и дальнейшее его распространение в русском народе едва ли возможно. Без возрождения русской семьи и русской общины все остальные русские дела окажутся малоплодными и пойдут, в конечном итоге, прахом.
Но семья и национальная община это взаимосвязанные вещи. А почему? По той причине, что здоровая семья невозможна в ядовитой среде современного безбожного мира. Она отравляется его ядами и заболевает даже в том случае, если строится изначально с намерением быть духовно здоровой. Она не способна, за редчайшими исключениями, воспитывать правильно детей, которые в первую очередь становятся жертвами безбожного окружения. Она не способна, за редчайшими исключениями, созидать и удерживать правильный иерархический строй в самой себе, без которого невозможно её единство. А без единства мужа и жены, без единства родителей и детей семья исчезает как институт. Не сразу, медленно, но неизбежно.
Здоровая семья нуждается, как минимум, в здоровой микросреде, оберегающей её от разрушительных стихий безбожного мира и позволяющей ей хоть как-то «дышать» общественно. Т.е. взаимодействовать со сродным ей внешним миром, обогащаясь им и обогащая его. И чем влиятельнее будет эта сродная ей внешняя среда, тем больше будет возможностей у семьи хранить себя и упрочивать свою духовную и материальную силу.
Поэтому всякая разумная семья не замыкается на себе и своих семейных интересах, изолированных от интересов сродного ей общества, но, понимая их взаимозависимость, старается нарастить вокруг себя сродное ей социальное пространство. Нарастить и постоянно усиливать его. Она сочетает заботы о себе с заботами о своём окружении, которое, увеличиваясь, приобретает всё более чёткие организационные формы и превращается на завершающем этапе в национальную общину.
С другой стороны, и микросреда, сознающая себя зародышем будущей национальной общины, тоже заинтересована в том, чтобы составляющие её семьи были организованы правильно и жили согласно друг с другом. И не только согласно, но помогая друг другу.
Именно взаимопомощь членов общины делает общину полноценной. Взаимопомощь делает общину притягательной для её членов. Она увеличивает силы каждой семьи и каждого отдельного её члена. И, кроме того, она благодатно расширяет и углубляет всякое сердце, приближая его, хотя бы отчасти, к такому состоянию, когда оно вместит в себя и бесконечного Бога, и весь мир, вышедший из рук Творца.
Но разговор о взаимопомощи продолжим потом, а пока дополним сказанное о необходимости общины для возрождения русского народа такими доводами и примерами.
Вот уже почти типичная в наше время картина. В школе появляется кавказский мальчик и, наученный в своей общине высокомерному отношению к русским, начинает задирать русских школьников. Или у него просто с кем-то из них возникает конфликт. Если русские пасуют, то он приобретает над ними власть, начинает командовать. А если ему дают сдачи, то на другой день в школу приходят его разъярённые родители и обвиняют классного руководителя в том, что он потакает русскому шовинизму. Они грозят, что найдут на него управу. И эта угроза подкреплена материальной их силой, потому что современный русский человек, как правило, одинок, а потому и беспомощен перед любой нерусской национальной общиной. А эти общины насчитывают уже тысячи, десятки тысяч и сотни тысяч человек. Это настоящие армии, имеющие свои мозговые центры, влияние в государственной администрации и в средствах массовой информации. А если учесть, что и само современное Российское государство, как и современные СМИ, настроены русофобски (не говоря уж об их сильнейшей коррумпированности), то картина будет почти полной. В этой ситуации даже добросовестные учителя и директора школ бессильны противодействовать превращению русских школьников в граждан второго или даже третьего сорта. Но это только начало. Это пока в нашей школе ещё единицы кавказцев и других азиатов. А что будет, когда их число возрастёт в пять или десять раз? А так оно и будет, если только современная политика Российского государства, поощряющего приток иноплеменников в Россию, не изменится.
И такая ситуация не только в школах. Потому что все иммигранты объединены, как правило, в национальные общины, а русские разрозненны, и потому бессильны. Бессильны не только русские педагоги. Бессильны и русские милиционеры, и русские юристы, и русские работники жилищных управлений, и русские журналисты. Любой русский чиновник, если это не слишком большая шишка, не может противостоять силе организованных иноплеменников. Особенно самых агрессивных и умеющих по традиции действовать сообща. Он открыт для нанесения по нему и, главное, по его семье сокрушающих ударов, которые при современном состоянии Российского государства совершаются, как правило, безнаказанно.
Не трудно предвидеть, что по мере умножения иноплеменников в России и таяния в ней числа русских последние будут подвергаться всё большей дискриминации. Под неё будут подпадать всё более высокие социальные слои, пока ещё не ощущающие на себе этой дискриминации. Когда им станут демонстративно плевать в лицо и заставлять безропотно сносить это, они, возможно, начнут задумываться о высоких материях. Но, скорее всего, ограничатся тем, что упакуют свои чемоданы и разъедутся по другим странам, чтобы раствориться среди других народов.
Вот о чём следовало бы задуматься уже сегодня тем русским людям, которые ещё принимают за чистую монету лукавые слова об «общечеловеческих ценностях». В качестве которых им подбросили ядовитые «ценности», сработанные на Западе разрушителями народов.
Но русским людям полезно задуматься не только о том, что национальная община есть главное условие свободы и достоинства русского человека. Вторая важная истина заключается в том, что национальная община есть главное условие сохранения в народе его национальной религии. Или её возрождения, если она народом утрачена. А почему так?
Если разрозненный русский человек думает иногда о том, есть Бог или нет Бога, и каков Он из Себя, и почему Он создал мир таким, а не другим, то азербайджанец или татарин, как правило, об этом не думают. Или думают лишь во вторую очередь. А в первую очередь думают так: ислам это НАША религия. И на ней держится весь наш мир и наша семья, и наш род, и наша община, и вся наша нация. А потому тот, кто её отрицает или хулит, должен быть наказан.
И этот социальный подход к религии, при всей его неполноценности, куда практичнее сугубо индивидуального подхода. Потому что мыслителей в каждом народе, как правило, немного. А дорастающих до хотя бы относительной полноты понимания религиозного вероучения и того меньше. И не такие немногие делают погоду в народе. А как же быть остальным? Оставаться вообще без религии? Это было бы катастрофой для них самих и для всего народа в целом. А перестраивать себя на философско-богословский лад они, в силу разных причин, не способны.
Вот почему социальный взгляд на религию, открывающий каждому человеку очень важную правду о ней как об основе его семьи и его народа, есть идейный фундамент и его самого как существа общественного, и членов его семьи, и членов его рода и народа. Этот социальный взгляд на религию есть сила сплачивающая и семью, и род, и национальную общину, и всю нацию в целом.
Но разрозненным людям такой взгляд на религию не свойствен, потому что их глаза и умы направлены на совсем другие вещи. Только община, когда она встаёт непосредственно перед глазами человека и становится предметом его размышлений, показывает ему самым наглядным образом не только свои преимущества перед разрозненным его существованием, но и тот факт, что без религии она невозможна.
Если семья ещё может держаться кое-как на любви супругов, на их общих детях и на общем их имуществе, если национальное единство ещё может держаться кое-как на общем языке, общем происхождении и общей государственности, то община держится по преимуществу на непосредственных и долгосрочных интересах общинников, которые неотделимы от их религиозных интересов. Поэтому общины сбиваются всегда из единомышленников. А корнем единомыслия является религия. И если какая-то община не понимает этого обстоятельства, то она разваливается очень скоро. Вот почему жизнеспособная община строится всегда на религиозном основании и хранит его, как зеницу ока. И, следовательно, прививает всем своим членам, от пятилетнего ребёнка до стариков, социальный взгляд на религию. Прививает его и мужчинам, и женщинам, и богатым, и бедным, и учёным, и неучёным.
Этим социальным отношением к религии обеспечивается первый шаг всякого члена общины на пути ко всё большему постижению истин своего религиозного вероучения. Этим шагом обеспечивается понимание им важности своей национальной религии. А если важность её понятна, то, значит, должно быть понятно и то, что её надо знать хотя бы в самом общем виде. И надо знать хотя бы самые основные её требования к человеку. И эти требования выполнять.
Социальное отношение к религии обеспечивает только первый шаг человека на пути ко всё большему её постижению. Но это шаг основательный, за которым должны последовать, по логике вещей, и второй шаг, и третий и т.д. Это могут быть шаги не какого-то конкретного человека, а его детей, внуков и, вообще, потомков. И, что особенно важно, эти шаги будут сделаны свободно, по мере духовного развития самого человека, без какой-либо казённой или клерикальной подгонялки. С помощью которой храм веры строится быстро, но далеко не всегда крепко.
Из сказанного следует, что национальная община есть необходимейшее звено в цепи, связывающей человека с более крупными естественными структурами в пределах нации. Если такая община разрушается, то цепь, связывающая человека с его нацией, разрывается, и все звенья этой цепи начинают гнить, потому что связь между ними не механическая, а органическая.
А теперь ещё одно обстоятельство, связанное с этой же религиозной темой. Современная православная семья, окружённая атомизированным социальным пространством, не в состоянии давать своим детям полноценное православное воспитание. Не потому, что она к этому не стремится, а потому, что она этого сделать, как правило, не в силах. Полноценное воспитание человек получает лишь тогда, когда его семья включена органически в сродное ей общество. Когда её религиозные и национальные взгляды и нормы жизни совпадают с религиозными и национальными взглядами и нормами жизни общества. И усиливаются ими, а не подрываются. Только в этом случае религиозные идеи и нормы жизни приобретают в глазах детей и подростков необходимую чёткость и твёрдость, закрепляются в их сознании как правильные и необходимые. Без этой чёткости и твёрдости воспитанник не способен ни связно мыслить, ни отличать своих от чужих, ни смотреть на чужих критически, что естественно для людей, уверенных в правоте собственных представлений о жизни. Без критического отношения к чужому миру (или, по крайней мере, без сознательного внутреннего отстранения от него) воспитанник становится для него лёгкой добычей.
Такой иммунитет по отношению к внешнему миру получает сегодня ребёнок в любой национальной общине. Он приходит в общероссийскую школу уже вооружённым социальным отношением к религии. А потому и не впитывает в себя, как впитывают разрозненные русские дети, ту безразличную к религии и национальной принадлежности атмосферу, которая господствует сегодня в школе. Он берёт от школы только то, что ему нужно, не заражаясь её пороками. Да и после окончания школы он сохраняет за своей спиною крепость в виде своей национальной общины. Крепость, из которой он делает набеги во внешний мир и завоёвывает в нём всё новые позиции для своих соплеменников.
Но и это ещё не всё. НАЦИОНАЛЬНАЯ ОБЩИНА ЕСТЬ ГЛАВНОЕ УСЛОВИЕ ВЫХОДА РУССКОГО НАРОДА ИЗ ТОЙ ДЕМОГРАФИЧЕСКОЙ КАТАСТРОФЫ, В КОТОРОЙ ОН ИСЧЕЗАЕТ СЕГОДНЯ. У нас теперь принято кивать на русскую нищету и объяснять ею бесплодие русской семьи. Но это ложное объяснение. Русская нищета это далеко не главная причина нашей демографической катастрофы. В последние десятилетия советской власти, когда уровень жизни русских не отличался так резко от жизни мусульман, русские оказались уже на грани вырождения. В то время как мусульмане, наоборот, продолжали наращивать своё число. И дело здесь было, конечно, не в нищете одних и богатстве других, а в разном образе мысли, который определял ложные, в одном случае, и более правильные, в другом, ценности и порядки в семье и в связанных с семьёю родовых и национальных отношениях. Прибалты, кстати сказать, имели в те времена более высокий уровень жизни, чем мусульмане, но вырождались наравне с русскими.
Спад рождаемости имеет, конечно, не одну причину, а целый их букет. И самая бросающаяся из них в глаза это урбанизация общества. А бросается она в глаза потому, что наши прикормленные социологи искусственно выпятили эту причину и замаскировали ею действительно главную причину вырождения народов. Т.е. разрозненное существование людей в условиях капиталистического города. Наши социологи скрывают то обстоятельство, что национальная община, если она живёт компактно и если она достаточно велика по своей численности, снимает пагубное влияние капиталистического города. Снимает если не полностью, то в значительной степени. А почему?
Разрозненное существование людей и кое-как слепленных из таких разрозненных людей семей сказывается не только на умонастроениях супругов, но и на материальных условиях их жизни. Разрозненность эгоизирует их интересы и провоцирует людей на борьбу за личный успех, впрягает их в изматывающую гонку за материальным успехом. В неё включается, прежде всего, муж, а вслед за ним и жена, которая стремится работой вне дома не только увеличить семейный бюджет, но и упрочить свою самостоятельность, подкрепить её своей материальной независимостью от мужа.
А работать вне дома и быть матерью трёх-четырёх детей практически невозможно. Не говоря уж о ещё большем потомстве. На это не хватает ни сил, ни средств, потому что людям привили разорительные для них ложные потребности.
Но, самое главное, перспектива стать многодетной матерью вызывает в современной женщине ужас. Это значило бы, по её мнению, не только «плодить нищету», но и утонуть ей самой в нищете с головою. Это значило бы опуститься физически и духовно, поставить на своей личной жизни крест.
Кроме того, учтём и такое важное обстоятельство: сама непрочность современного брака парализует стремление к многодетности не только в жене, но и в муже. При тех разлаженных отношениях между супругами, которые программируются их безбожием, «равноправием» и пребыванием в противобрачной среде, стремление к деторождению исчезает.
И ещё такая деталь, тоже работающая на вырождение: болезненные отношения между мужем и женою сказываются не только на духовном состоянии их детей, но и на физическом их здоровье, которое зависит в громадной степени от их самочувствия. А пребывание в чужом мире, в яслях, в детском саду и в школе, особенно в раннем возрасте, когда родной дом и родное окружение так необходимы ребёнку, усугубляет его духовное и физическое расстройство. Оно создаёт для родителей, обременённых и без того тяжестями, связанными с их погоней за успехом, всё новые проблемы. Родителям некогда входить в тонкости жизни духовной, ни своей собственной, ни, тем более, их детей. Куда проще обратиться к специалистам, к врачам. А врачам тоже нужен успех в их собственных делах, зависящий напрямую от их искусства ловко срывать вершки болезней, оставляя их корешки нетронутыми как в обществе, так и в самом человеке.
Вот почему всё увеличивающиеся болезни детей, их как будто ничем не вызванные капризы (хотя на самом деле это знаки внутреннего их неблагополучия), тоже влияют отрицательно на желание супругов увеличить своё потомство. Ещё одного ребёнка? Нет! Хватит! Ни в коем случае!
Однако и мать, посвятившая себя воспитанию своих детей, т.е. имеющая возможность не работать вне дома, оказывается сегодня не в самом лучшем положении. Она отличается наружно от узницы, находящейся под домашним арестом, но, вместе с тем, напоминает чем-то её. Она лишена двух вещей, абсолютно необходимых для здоровой жизни.
Во-первых, она не способна воспитывать детей полноценно, хотя и стремится к этому, что делает её жизнь, в свою очередь, неполноценной. Она не способна воспитывать детей полноценно вне общины, о чём уже говорилось выше. А потому её дети, по достижении подросткового или юношеского возраста, оказываются, как правило, жертвами современной школы, улицы и средств массового развращения населения. Мать, естественно, старается помочь своим детям и увязает в их проблемах по горло. Потому что проблемам этим в больном обществе нет конца. А понимание или предчувствие такой перспективы расхолаживает её уже заранее по части стремления к многоплодию.
Но это ещё цветочки, а ягодки впереди. Вторая вещь, абсолютно необходимая не только для мужей, но и для жён, а также для детей, заключается в их участии в общественной жизни. Это участие требуется для них в разной степени, но всё-таки требуется. Без участия в жизни общества жена, посвятившая себя детям, оказывается как бы замурованной в своей квартире и задыхается в ней, как задыхалась бы в камере, в которую не поступает свежий воздух из атмосферы.
Она лишена участия в общественной жизни, которое было когда-то у любой крестьянки, жившей интересами не только своей семьи (к тому же, как правило, большой), но и всей сельской общины. Да и не только общины, потому что мир за её пределами был не совсем чужим. Крестьянка жила в сравнительно большом и, в основном, понятном ей мире, наполненном и родственниками разных степеней, и соседями, и родственниками соседей. Здесь, среди своих, её дети не требовали от неё такого изнуряющего присмотра за ними, какое требует сегодня даже единственный ребёнок, которого надо водить за ручку и в школу, и из школы домой. Дети обслуживали себя, в основном, сами и воспитывали друг друга при общем присмотре за ними всех старших. И мать тоже, не отрываясь от хозяйственных работ, присматривала не только за своими детьми. Причём всякое её слово было для них законом. А теперь даже собственные её дети спорят с ней и стараются сделать по-своему. Ах, эта детская эмансипация. Как она выматывает все силы. Эти дети никак не могут понять, что послушание матери им же на пользу. Вот почему так не хочется их рожать.
Да, воспитывать детей сообща было куда легче. И легче, и назидательнее для них, чем в одиночку, когда одного авторитета матери, увы, не хватает, чтобы он стал по-настоящему авторитетным. Вот если бы авторитет матери подкреплялся авторитетом отца, взирающего на детей почти с неба. И если бы общий авторитет родителей подкреплялся авторитетом всех взрослых членов общины. И если бы, кроме того, на детей смотрел с самой большой высоты всевидящий Бог, не только любящий, но и грозный. Как было бы хорошо.
В общине авторитеты взрослых складываются в могучую силу, а при разрозненном состоянии они вычитаются друг из друга. В этом последнем случае дети, едва родившись, уже посматривают на родителей критически. И, как только научатся говорить, делают им замечания. А по достижении пятнадцати лет и подавно посматривают на них свысока.
В общине каждый новый ребёнок воспринимается как подкрепление, как новый её воин или как будущая жена своего воина. Все тяготы, связанные с его воспитанием, не перевешивают здесь прибытка, который он принесёт. Да и само его воспитание оказывается в общине не столько обузой, сколько самой жизнью, осмысленной и прекрасной.
Добавлю к сказанному, что национальная община не может не поддерживать религиозный запрет на аборты. А в современной России, по сообщению «Православной энциклопедии» (т. 1, Москва, 2000 г.), бесплодны из-за абортов около 20-25 % супружеских пар. Что же касается ещё относительно здоровых женщин, то они уничтожают в своих утробах примерно 2,5 млн. человек в год. Причём, добавлю уже от себя, убивают их почти исключительно славянки, т.к. степень религиозности в мусульманских семьях намного выше, чем в русских семьях.
Итак, подведём итог сказанному. Национальная община является условием сохранения свободы и достоинства человека, условием сохранения религии в народе (а при утрате её народом условием её возрождения), условием сохранения здоровой семьи и, как следствие, условием воспроизводства нации. Все эти истины очень просты, но, при всей своей простоте, находятся, в лучшем случае, где-то на обочине сознания современных русских людей. А то и просто за его границами.
По этой, вероятно, причине в нашей патриотической печати так мало уделяется внимания и агонизирующей русской семье, и практически отсутствующей у нас русской национальной общине. А надо, чтобы эти темы были постоянно перед глазами русских людей и заставляли их думать о том, как возродить заново и русскую семью, и русскую общину. И не только думать, но стараться, что касается общины, соединять русских людей для взаимопомощи и совместной выработки идей, делающих их общину жизнеспособной.
13 декабря 2004 г.
Публикации автора на нашем ресурсе: