В своей статье «Искусство при свете совести» М. Цветаева ставила вопрос об ответственности художника. В наше время коммерциализации культуры актёрам, режиссёрам и драматургам трудно не скатиться в деятельность «на потребу», где главное мерило – успех…

Но среди них есть и те, для которых чувство ответственности перед художественным даром, перед зрителем, перед искусством и перед совестью – на первом месте. Они знают по опыту, что за творчеством стоит нечто большее, чем просто «успех».

О своих взглядах и творческом опыте рассказывает народная артистка РФ театра и кино, режиссёр  Елена Цыплакова.

Оппонент: Как Вы относитесь к «свободе» на сцене и на экране?

Е. Цыплакова: Я помню, как в 1973 году пришла на питерское телевидение и увидела, что у ведущего волосы были так затянуты, что натянуто было даже лицо. Нельзя было показать длину волос. Тогда очень следили за речью, за внешним видом, ткака как если на телевидении можно, значит позволительно и в жизни.

Когда сегодня мы слышим мат со сцены и с экрана, бесконечный жаргон, – это значит, что это слышат и неоформившиеся души, и всё это на них влияет.

Когда я делала свою первую курсовую режиссёрскую работу по роману Ф.М. Достоевского «Бесы», сцену убийства Шатова, я взяла эпиграфом цитату писателя: «Преступление не есть сам поступок, преступление – это состояние сознания, позволяющее переступать черту совести».

На сегодняшний день эта цитата подходит ко всему, что происходит.

В любую минуту мы перед выбором, и это во многом зависит от уровня нашего сознания: плотского, душевного или духовного. Все люди разные.

И состояние души может быть разным.

Оппонент: Как это связано с творчеством?

Е. Цыплакова: Когда я преподавала, я говорила своим студентам и тем, с кем работала в кино, о том, что необходимо понимать, какого уровня сознания человека вы играете. Это определяет поведение человека.

И хотя жёстких разграничений нет, есть взлёты и падения, но в целом это нужно понимать. Если человек раб своей плоти, у него и потребности определённые.

Душевный человек живёт эмоциями: хвалят – хорошо, ругают – плохо.

Духовный же на всё реагирует по-другому: не верит лести и благодарит за неприятные вещи как за подсказку: на что обратить внимание.

Если в человеке есть стремление к совершенству, то для него и «враг» – лучший друг, что скажет о тебе правду.

Оппонент: Как Вы пришли к такому пониманию?

Е.Цыплакова: Я человек верующий. В моей жизни было много проявлений Божьей силы, и я понимаю, что происходит во мне и вокруг.

Мне повезло. С 4 лет бабушка читала мне Евангелие, рассказывала про святых, и я под впечатлением пыталась ходить «по водам». В 5 лет я услышала «голос», когда рядом никого не было: «Страх – чувство ложное». Удивилась: «Что это?» И был ответ: «Когда происходит ситуация, которую ты боишься, – ты не боишься, а действуешь».

В 18 лет я любила слушать, как философствует о бытии, сознании и смысле жизни за чаем мой отец, который как промышленный график работал дома.

В 20 лет он пришёл с войны инвалидом, и у него не было классического образования, но он был очень интересный «домашний» философ.

В 16 лет меня привезли в Ереван на кинопробы и меня повезли в храм Репсиме. Меня потрясла простота и строгость храма без золота и украшений, где была одна огромная икона Богородицы. Здесь я услышала внутри то, о чём много думала: «Настоящая жизнь начнётся в 37 лет».

В результате я осознанно пришла к вере именно в этом возрасте.

Поняла многое, и что главное в человеке – дух. Это было время глубокого покаяния и очищения, внутреннего и внешнего, после чего в моей жизни многое изменилось.

Оппонент: Как это отразилось на профессии?

Е. Цыплакова: Что касается профессии, первая реакция была – уйти из неё. Я ненавижу ложь, не могу лицемерить. Так воспитывал меня отец, который никогда не лгал. Я не могла подстраиваться, не могла представить, как существовать в этой профессии с верой. Я сказала подруге, что уйду из профессии, если не смогу быть в ней со своим мировоззрением. Моя подруга сказала тогда: «Тебе Господь дал столько работы и возможностей, люди знают тебя, доверяют, а ты узнала Истину и в кусты?» Но мне нужно было накопить опыта, чтобы «от полноты сердца говорили уста».

Я вернулась и пытаюсь в меру сил превратить свою работу в служение, делюсь тем важным, что я прочитала, узнала, открыла, пережила.

Когда я читала Евангельские слова: «Совершенны те, у кого чувства навыком приучны к различению добра и зла», я поняла, что наша профессия может быть СЛУЖЕНИЕМ. Для этого людям искусства, театра или кино нужно правильно расставлять акценты и понимать, что делает твой персонаж. Любая драматургия построена на борьбе добра и зла. Но здесь важно, оправдываешь ты это зло внутри себя или нет.

Оппонент: Как донести это до актёров в работе?

Е. Цыплакова: Один из главных постулатов Станиславского: «Я в предлагаемых обстоятельствах». Но я говорила актёрам: «не говорите «я», – святых редко играют, – лучше скажите: «Я показываю, что бывает с человеком, когда он так поступает». Говорите – не «я», а «мой герой», «моя героиня». Это может хоть как-то защитить вас от того, что вы играете, – от чужого греха. Когда визуализируешь грех, отождествляешься с ним, он может стать твоим личным грехом и придётся отвечать. Поэтому многих актёров преследует то, что они играют.

Оппонент: Расскажите о своём опыте веры в кино и на сцене?

Е.Цыплакова: Много лет я была деканом факультета «Кино и Телевидения» в московской Академии Натальи Нестеровой.

Одна из студенток поставила отрывок-монолог проститутки перед самоубийством из «Ямы» Куприна. Замечательно сыграла! Все сидели со слезами на глазах. Я ей сказала: «На душевном уровне, как актриса, ты сделала это очень хорошо. Но как режиссёр, ты могла бы это поставить немножко по-другому. Есть другой уровень – надмирный, Христов…»

Сказала это, и в аудитории сам зажёгся свет.

В фильме «Семейные тайны» мы разбирали всё с позиций заповедей. Кто мог, тот понимал и менялся, кто-то не понимал. У нас у всех разные уровни сознания. И дух может быть разным. Какой дух в нас – так и понимаем. Есть же и такие слова Христа: «Почему вы не слышите слов Моих и не принимаете? Потому что отец ваш дьявол. И вы хотите исполнять похоти отца вашего». Отсюда столько гадости в мире и на экране.

Оппонент: Вы считаетесь с запросами и вкусами современной публики?

Е.Цыплакова: Что касается нисхождения до вкусов публики, то Н. Бердяев на эту тему сказал: «Творчество не должно быть понижено в качестве для общеобязательности, то есть большей приспособленности к низшим формам общения. Это грех против Святого Духа».

Одна моя подруга с телевидения звонит и плачет: «Мы искали проекты о судьбах интересных людей, личностей… Пришёл продюсер и сказал: «Что вы мне всякую хрень несёте? Мне нужен материал для быдла из спальных районов!» Звучит странно. Лично я живу в спальном районе и не считаю ни себя, ни своих соседей быдлом.

Продюсеры думают о заработке, о популярности, о рейтинге. К сожалению, снять штаны и показать голую задницу тоже популярно. Будет рейтинг. «Пипл хавает!» Так многое в кино и снимается, «на пять копеек во всех смыслах».

Но ведь каждый будет отвечать за себя…

Вот что сказала И.Антонова, директор «Пушкинского музея»: «Искусство должно наполнять человека, воспитывать, помогать ему разобраться в себе, в добре и зле, выработать какое-то отношение к миру…

В искусстве есть два обязательных компонента – эстетическое начало и этическое. На них основано всё русское искусство. Когда эти компоненты выпадают, хотя деятельность художника и продолжается – искусство кончается… Нужно, чтобы оно меня насыщало, давало какую-то внутреннюю жизнь. Художники должны сказать больше, чем есть во мне. Тогда я припаду к этому, когда буду чувствовать себя нагруженной Высшим смыслом. Сейчас искусство не нуждается в людях. Оно нуждается в конструкциях, которые лязгают, напевают…Сегодня всё больше пространства с очерченными линиями, чем человека. Исчез образ матери. Это страшно и тупиково».

К сожалению, наше телевидение сейчас «под американцами». Своих идей мало. Всё слизывают, переделывают чужое.

Оппонент: Извечный вопрос: «Кто виноват»? И «Что делать»?

Е. Цыплакова: У нас сейчас все любят валить на правительство. Но не оно конкретно занимается выбором сценариев, программ и т.д. Есть конкретные люди. Спрашивать надо с них.

Сейчас продюсерское кино. Подписывая договор, я подписываю отказ от всех прав. Моё право снять фамилию с титров и получить деньги за сделанную работу. Если они захотят, то тут же меня заменят и всё переделают.

У меня такой характер, что я всегда отстаиваю то, что считаю нужным.

Но что-то вырезалось, убиралось. Над всеми стоит продюсер. Он может прийти и сказать: «это нужно убрать, это мы считаем не нужным». Бывает, и прислушиваются, когда доверяют. Всё зависит от людей. Так везде.

Сейчас много молодых, которые очень рвутся работать, и очень послушны. Они готовы работать за копейки. Старые заслуженные режиссёры почти не снимают. Россия развращается. Кто цензоры того что делается? Есть они?

Я сама цензурирую сценарии и свои действия.

Оппонент: Как по-вашему, сегодня театр влияет на человека?

Е.Цыплакова: Старец-чудотворец Иоанн Шаховской писал о театре: «Для человека, живущего словом Божьим, театр – нисхождение. Но для огромной аппокалиптической массы людей театр может быть ступенькой возвышающей, помогающей человеку осмысливать себя».

Когда я что-то убираю из сценариев, я всё стараюсь выстроить с позиции духовной логики. Главное, понять как это исправить.

Когда я снимала сериал «Кармелита», авторы начали списывать обряды из магических трактатов. Я была против этого! Зачем нам пособие по магии? Я делала художественный образ – пляски, песни, атрибуты, движения: не закладывала туда никакой магической информации. Всё должно было быть просто зрительно: красиво, интересно или страшно.

Моя ответственность была в том, чтобы не допустить на экран многих ненужных, опасных вещей.

Оппонент: Расскажите о случаях влияния Ваших фильмов на жизнь?

Е. Цыплакова: У нас была уникальная история во время сьёмок сериала «Семейные тайны», где герой (Юрий Беляев) исцелялся через покаяние.

Позже, подобное произошло с моей мамой. У неё была четвёртая стадия онкологии. Ей сделали операцию, вырезали большую опухоль. У неё было так много метастаз, что хирург потом сказал мне, что думал, она не проживёт более двух-трёх недель.

Мы с мужем приехала к ней в больницу в Петербурге, и наш друг, целитель и молитвенник Виталий Воскобойников молился вместе с нами о помощи ей на расстоянии. Мы накладывали руки на маму во время молитвы, она каялась, и через несколько дней у неё горлом вышло полтора литра чёрной слизи и у неё исчезли метастазы. Это подтвердила томограмма.

Интересно, что в фильме «Семейные тайны», где я играла целительницу, мы делали то же самое с героем, который исцелился. Я предупредила артиста Юрия Беляева, что это играть нельзя, и я буду за него молиться, называя другое имя. Потом он сказал, что сначала его колотило, а потом он увидел Свет. Когда эта сцена шла на экране, и я читала молитвы на изгнание, мне позвонила одна одержимая женщина и начала шипеть в трубку: «Я тебя убью! Мне плохо! Я смотрю эту сцену, и мне тошнит, меня колотит!»

Через экран пошла энергия молитвы.

В фильме исцелялся герой – Юрий Беляев, а в жизни это повторилось потом с моей мамой через молитву и покаяние.

Когда хирург увидел, что у мамы нет раковых клеток, он сказал, что это очередное чудо. Но здесь необходима и личная вера, и открытость Силе.

Экран усиливает энергию, которая выражает себя через него. Физики доказали, что мысль и слово материально, и об этом нужно помнить! Мы живём в том пространстве, которое создаём своими мыслями и словами.

Если артист оправдывает всякую гадость, наслаждается этим, он искушает зрителя, наполняет пространство, в котором живём этой дрянью, и будет отвечать за это. Каждый сам делает свой выбор.

Оппонент: Как освобождаться от влияния отрицательных ролей?

Е. Цыплакова: Когда нам приходилось играть жёсткие сцены, мы потом молились с актёрами, чтобы очиститься, чтобы на них не оставалось той отрицательной информации, которая игралась.

Когда мне приходилось играть сумасшедшую одержимую женщину, я потом тяжело отходила от этой роли. Мне было плохо, у меня скакало давление.

Интересно, что ещё до революции был тест: когда в психиатрической больнице проверяли человека – одержимый он или это соматика, ставили перед ним 10 стаканов воды. В 9-ти из них была святая вода, а в одном – простая. Одержимый всегда брал стакан с простой водой.

Когда у меня спрашивали, зачем я, верующий человек, играю такую страшную роль в «Ласточке»(?), я отвечала: «Зло надо знать в лицо».

Когда артиста Ваню Охлобыстина спросили: «Зачем ты играешь таких уродов? Ведь ты – священник!» Он отвечал: «Лучше я сыграю и отмолю, чем кто-то в это влезет». Потому и я решилась сыграть «абсолютное зло», не оправдывая его внутри себя, чтобы всем стало от этого отвратительно.

Я считаю, что любой фильм – это опосредованный жизненный опыт для зрителя. Как-то показа моего фильма «Камышовый рай» на сцену вышел седой мужик и сказал: «Мне 42 года, а я прожил жизнь как баран, и я это понял сейчас». Помолчал и говорит: «Больше так жить не буду.» Это дорогого стоит.

Оппонент: Ваше отношение к личной ответственности художника?

Е.Цыплакова: Каждый должен быть цензором для себя, зная, что на тебе ответственность.

Хорошо, если бы была государственная политика, регулирующая то, что сыпется к нам с экранов, то, чем народ духовно питается.

Но кивать на кого-то – значит снимать с себя ответственность. Всё делают сами люди, на местах. Самооправдание – это большой грех. Вместо признания, что сам совершаешь ошибку или неверный поступок, о чём прекрасно знаешь и чувствуешь, ищешь виноватых. Так наворачивается «ком». К сожалению, есть и люди, кайфующие от своего зла.

Оппонент:Как отразилась на вашем творчестве работа в Малом театре?

Е. Цыплакова: Мне повезло, в Малом театре у меня был опыт работы с большими актёрами (Ильинским, Гоголевой, Еремеевым, Аненковым, Рыжовым, Царёвым…). Это пригодилось впоследствии в моей работе как театрального режиссёра. Мы получили на «Золотом Витязе» «Золотой Диплом» за спектакль «Мать Иисуса» по пьесе А. Володина. Он идёт уже 9 лет при полном зале с успехом. Люди нуждаются в духовной пище и ходят на него не по одному разу. Одна женщина подошла и сказала, что испытала то, чего не испытывала в церкви. Этот спектакль даёт возможность думать, здесь представлены все виды отношений к воскресению Иисуса Христа.

Мне очень было интересно работать над пьесой как режиссёру после того, как я встала с коляски после тяжёлой болезни. У меня была 1-я группа инвалидности, я лежала несколько месяцев и врачи были бессильны. Встала, благодаря молитвам. Меня вымолили.

Оппонент: Ваше отношение к современному кино?

Е. Цыплакова: Мне нравится современное кино. С молодёжью нужно говорить о том, что их волнует. Нужно показывать то, что помогает душе подняться и выпрямиться. Людей надо воспитывать со сцены, с экрана. С воспитанием сейчас проблема.

Кино же воздействует очень мощно! Визуально человек воспринимает 65 процентов информации. Если художник ставит задачу раскачать зал эмоционально, но не дать ему никакого высшего смысла, зачем тогда он это делает? Посчитано, что в среднем к 18 годам молодой человек успевает увидеть в средствах массовой информации порядка 180 тысяч преступлений! И это ВСЁ входит в подсознание как некий опыт! Вырабатывается своё отношение к этому как к прожитому. Тем более, если это захватывает эмоционально. И в этом огромная ответственность художника – какой опыт ты даёшь? Отравляешь или питаешь душу?! Ответственность в том, что зрителю даётся опыт в том пространстве, в котором он находится.

Есть простой анекдот. Умирает продюсер и приходит к вратам Небесным: «Я пришёл!» Ему говорят: «Вам не сюда, а ниже…» «Почему?!» «Вы для нас не формат…»

Театр и кино должны помогать человеку проявлять личность через размышление, сопереживание, выводы. Он должен уйти с просмотра «наполненным высшим смыслом».

Сцена – не место для пошлости!

Беседу вела Нина Яхонтова

Фото Оксаны Власенко