Памяти великого скульптора

19 октября 2019 года Вячеславу Михайловичу Клыкову исполнилось бы 80 лет. И как уж повелось у нас на Руси, что ко всем особым датам подводятся итоги, переоценивается пройденное. Так с чем же на сегодня мы подошли к клыковскому рубежу? Боль и горечь унижения, пораженчества, а порой и отчаяния нестерпимо бередит и жжет душу… Ведь даже вечер его памяти прошел на этот раз не в ставшем ему родным Доме в Черниговском переулке (Центр славянской письменности и культуры), а в чужом, арендованном помещении. Ибо уже больше полугода, как опечатаны комнаты внутри его и все пристройки снаружи, а поводом к этому послужила неуплата за содержание вверенных фонду строе­ний.

Но если посмотреть на все происходящее с другой стороны, то станет ясно, что дом этот попросту не в чести у либерально-демократических хозяев нынешней столицы, которые хорошо знают, каким оплотом всего русского сопротивления был он именно при Вячеславе Михайловиче Клыкове.

Не оттого ли, как никогда раньше, еще больше потянуло на его Родину – в те самые клыковские Мармыжи, где в простом деревенском доме он появился на свет. Хотелось вновь увидеть дорогие ему проселки, укрывшиеся в низинах пруды и воздвигнутый им самим храм в честь Покрова Пресвятой Богородицы, где напротив алтаря и находится столь дорогая многим могила.

И мы, две учительницы из Москвы и Подмосковья, давно принявшие всем сердцем не только его дела, выступления, но и памятники преподобному Сергию на Радонежском холме, былинному богатырю Илье Муромцу на берегах Оки, святым равноапостольным Кириллу и Мефодию… направились на автовокзал, с которого и начинался наш путь в родные края Вячеслава Михайловича.

В предрассветном Курске мы не смогли найти открытый цветочный магазин, зато купили с рук большой мешок цветов для посадки. Да и в маленьком маршрутном автобусе по дороге на Мармыжи тоже почувствовали, что оказались на родине Клыкова. Среди его земляков, которым он был очень дорог и близок.

А вот первыми в этот день быть у Вячеслава Михайловича в Мырмыжах нам все-таки не довелось. Еще издалека мы заприметили у его могилы пожилую пару. Решив, однако, взять благословение у жившего совсем рядом в доме-гостинице батюшки Николая, мы вдруг наткнулись у крыльца на увязшую в пролитом клее синицу. Тут же, вызволив ее из этого столь непростого плена, мы отнесли ее под стоявшую неподалеку ель.

Подойдя после всего этого к могиле Клыкова и посадив привезенные цветы, мы увидели неподалеку от нас двух женщин и стройного подтянутого мужчину. «Откуда же вы?» – вырвалось у нас только невольно. «Из Кшени, – услышали в ответ. – Он у нас десять классов заканчивал».

Все они хорошо знали Вячеслава Михайловича. Ирина Яковлевна Булгакова, замглавы администрации по культуре, даже призналась, что не подходила к нему в последние его приезды, как-то смущалась, не хотела тревожить лишний раз. А вторым был – директор Кшенского педагогического техникума Александр Дмитриевич Миронов, а также бывшая ученица Ирины Яковлевны.

А потом, уже после панихиды, прорвалась и у нас та боль, которую мы держали в себе, таили и которая выплеснулась именно здесь: «Давайте тут, у креста Вячеслава Михайловича, попросим, чтобы не отняли у нас Славянский центр в Москве».

«Все равно все встанет на свои места…» – вдруг услышали мы в ответ тихий, но вместе с тем очень твердый, решительный голос директора техникума.

Да и за столом, во время клыковской трапезы, казалось, что Вячеслав Михайлович будто рядом с нами и все слышал, видел всех нас. Где были испеченные матушкой Ириной блины, свежие овощи с огорода, все по-простому, по-русски. И говорили как-то совсем тихо, сокровенно, пока не запели его любимые песни. Зашел разговор и об особой значимости дня рождения Вячеслава Михайловича. Вспомнили слова казачьего батюшки из далекого села Кислого, который как бы приоткрыл тайну второго нашего рождения… Уже встречи самой души с Богом… После чего все почему-то замолчали. И только спустя некоторое время отец Николай добавил: «Но лишь после крещения этот путь к Нему у нас – православных, и начинается по-настоящему».

Затем все дружно решили побывать и у дома, где прошло детство Вячеслава Михайловича. Матушка Ирина тут же отыскала машину с водителем, время от времени наездом бывавшим в Мармыжах. А когда, обогнув поле по обочине, въехали в непролазный кустарник, то вынуждены были оставить машину. Узнав только тут, что с нами были и внук с внучкой Вячеслава Михайловича (которых мы приняли поначалу за деревенских). Выбравшись кое-как из чащобы и миновав несколько обшарпанных домиков, мы остановились у чудом уцелевшего клыковского дома. В прошлом году по дороге сюда нашу машину исхлестали ветки также буйно разросшихся и заполонивших собой все кругом кустарников. В этот раз проволоку на калитке принялись раскручивать внуки Вячеслава Михайловича. А потом все взялись робко заглядывать через оконца и внутрь дома, где виднелись печь, деревянная лавочка и совсем простенькие шкафчики вдоль стен. Словно здесь задержалось все еще его нелегкое послевоенное детство. Дополняемое самыми бесхитростными выгоревшими на солнце игрушками между рам. А на самом дворе едва держались просевшие сараюшки и амбарчики, с подпертыми в нескольких местах крышами и вывалившимися совсем наружу простенками. И только вновь, как и у порога Славянского дома в Москве, еще сильнее сжималось от боли сердце. Неужели и даже это столь дорогое для Вячеслава Михайловича место будет все также брошено на произвол судьбы и обречено на полное умирание?

Несколько порадовало все же то, что внуки Вячеслава Михайловича твердо вознамерились идти по стопам деда, учась в Суриковском художественном училище. Удивила нас и реакция внучки Насти на оставленную нами утром под елью синицу. Ведь она, только заслышав о ней, побежала и взяла ее все еще живую. И отнесла в дом лечить, спасать, обронив лишь, что это для нее совсем не ново: подбирать и выхаживать птиц.

По дороге назад в Москву мы так и не расставались с Мармыжами, восстанавливая живые картины всего увиденного и пережитого там за это время. Но больше всего нас поражала сделанная у клыковского храма фотография: на ней было синее небо, люди у врат, но под ногами у них виделось такое же синее-синее небо, словно спустившееся вниз. С его божественной чистотой и святостью! Ведь это был словно тот самый знак для всех тех, кто еще не сломлен и продолжает держать наш последний рубеж. Приходя неизменно к Славянскому центру, вознося молитвы ко всем святым угодникам Божиим и, опоясывая его крестными ходами, продолжают тем самым исполнять клыковский наказ: «Возьмите меч мой!» Потому как никто другой он понимал, в какую кромешную тьму и бездну толкают вновь всех славян и Россию. И насколько же глубокими и провидческими оказались хотя бы его такие слова: «Нынешняя наша власть, утратившая национальную сущность, как и вся ей предшествовавшая, по-прежнему враждебна духовно-историческому возрождению России. Православие, Самодержавие, Народность – вот наша государственная идея, которая не выдумана в научных кабинетах, а выстрадана и обретена всем тысячелетним опытом нашего исторического бытия». И уже совсем, как некогда в такую же смутную годину, подобно Минину и Пожарскому, брал на себя не менее судьбоносную ответственность и заявлял: «Мы имеем священное право прекратить беззакония, творимые на нашей земле, отстоять православные идеалы национальной государственности и тем самым спасти Отечество от уготованного ему исчезновения из мировой истории».

А помогут нам выстоять в этой небывалой беспощадной схватке вставшие по всей Святой Руси клыковские воистину бессмертные непревзойденные творения.

Галина Яковенко, учитель истории и Духовного краеведения

Источник: Русский Вестник