Жизненная и творческая особость Афанасия Фета.

“Я пришёл к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало!.. Что душа всё так же счастью и тебе служить готова”. Эти стихотворные строки обращены к нам, потомкам: и светлой их радостью, и поразительным примером мужественной и несгибаемой воли к жизни!

Мы отмечаем двухсотлетний юбилей уникального и весеннего поэта земли Русской — Афанасия Афанасьевича Фета (Шеншина).

5 декабря (23 ноября) 1820 года в имении Новосёлки в семье богатого орловского помещика Афанасия Неофитовича Шеншина и Шарлотты (по первому мужу — Фёт) родился мальчик. Афанасий. Милый и привязчивый. Обожающий своего строгого отца, последователя системы воспитания Ж.-Ж. Руссо, и потому неблагосклонно взиравшего на изъявления сыном пылкой любви. Хорошо, что младший брат отца Пётр, отставной офицер, искренне привязался к племяннику, не имея своей семьи, принял его как сына и учил всему: верховой езде, охоте, умениям, необходимым будущему военному и настоящему мужчине… Они сошлись душа в душу. Частенько дядя тешил племянника надеждой прожить тому безбедно, поверяя тайну: всё наследство дяди было обращено в золотые червонцы и хранилось в секретном месте — ждало Афоню. Учил дядя племянника и жизненной стойкости, предугадывая будущие удары судьбы. И те воспоследовали…

Сначала болезнию умерли все его младшие братья и сестра. Затем жизнь несколько наладилась, родились новые братья и сёстры. Но Афанасий как старший был в одночасье отправлен далеко-далеко от родных мест и семьи. Учиться.

Не успел мальчик привыкнуть к строгому распорядку и серьёзной учёбе, как новый удар. 14-летнему мальчику отец письмом сообщает, что Афанасий выключен из фамилии Шеншин, лишён подданства, дворянства и права наследства, с туманными объяснениями, что брак родителей был заключён по православному обряду уже после его, Афанасия, рождения. Брак же, ранее заключённый по лютеранскому обряду, законом в расчёт оказался не принят. И Афанасия берёт на своё имя свояк матери — Фет. Только сердечная и нежная приписка дяди, что Афоня всегда будет его любимым племянником независимо от официальной фамилии и наследником, дала мальчику возможность дышать и выжить после такого “письмеца”.

Одарён Афанасий был чрезвычайно. Во многих поэтах никак не уживались здравый смысл и поэтическое мировосприятие. И Пушкин, и Бунин не умели наладить материальную сторону своей жизни, объясняясь, что жаворонок поёт, а не пашет…

Но Афанасий, получив столь жестокую жизненную “трёпку”, установил своей целью вернуть потерянное имя и дворянство, чего бы это ему ни стоило. Он научился работать на износ, математически мыслить и… быть добрым и щедрым, благодарным за малость, но и гордым, чтобы не вызывать обидной жалости к себе. Он научился быть настоящим человеком. С 1838 года юноша, теперь Фет, студент Московского университета. Юридический факультет много дал ему в плане дисциплины мышления и понимания пути восстановления в своих правах. Затем Фет доучивался на историко-филологическом факультете. Окончил университет наш “студент из инородцев” в 1844 году.

Но ещё в 1840 году студент Фет вступил на путь литературы, когда вместе с другом Аполлоном Григорьевым (в семье которого проживал) издал сборник стихов “Лирический Пантеон”.

Афанасий положил выслужить себе дворянство. Это было возможным только на действующей военной службе. И закон допускал это. Следовало лишь дослужить до указанного офицерского чина. И вот в 1845 году Фет вступает в воинскую службу кавалеристом в кирасирский Военного ордена полк. Фету возвращают российское подданство. Начало положено! Страшные тяготы денежных затруднений гнетут молодого человека. Необходимо иметь две лошади, фураж, справить мундир да ещё много чего… А отец сильно урезал содержание, почти совсем, только дядя помогает… И что бы Афоня делал без дяди?! Без дядиного крепкого кавалерийского обучения. Шуточки в армии были армейские! Не выжил бы нежный дворянский отпрыск в грубой среде действующей армии без дядиной выучки, выездки. В полку Афоню посадили смеха ради на огромную казённую кобылу Дашку. Фет смотрелся рядом с этим монстром воробушком… Да всё бы полбеды, но эта кобыла была плотоядна! Жрала мелкую живность, воробьёв и лягушек, что приносили ей солдаты, и имела обыкновение покушаться на ляжки наездника. В первый выезд всё умение потребовалось Афоне, чтобы не дать злыдне отхватить себе полноги. Но юноша с честью вышел из этой борьбы и укротил людоеда. Служилые офицеры, предвкушавшие позор и слёзы новенького, были вынуждены признать в нём равного, даже превосходящего их наездника. О характере же молодого Фета говорит диалог, приведённый в его “Воспоминаниях”:

“— Так вы оставили корпусный штаб? — спросил Тимковский. — Почему?

— Я убедился, что прямым путём там успеха добиться трудно.

— Отчего же вы не попробовали кривым? — сказал ничем не затрудняющийся Тимковский”.

Первое своё воинское звание Фет получил в 1846 году, но дворянство пока было далеко…

Афанасий не может не писать стихов. Впечатлительная душа его ищет убежища от армейской грубой прозы жизни. В 1850 году выходит второй сборник стихов А. Фета. Теперь его заметили! Журналы “Современник”, “Отечественные записки”, “Москвитянин” приветственными статьями сопроводили издание этого сборника стихов молодого офицера. И литературная известность несколько облегчила Фету жизнь в армии. Старшие товарищи, местные помещики приглашают его в гости, вводят в свой круг. Среди всех стоит отметить чету Бржесских, их радушное имение Берёзовку. И любовь… Ну как молодому, рьяному поэту не влюбиться?

Однако судьба припасла для Афанасия ещё немало страшных ударов. Как будто мало того, что любимая им и любящая его прелестная дева Мария — полная бесприданница, а у Фета только скудное жалованье и “обещанные червонцы дяди”… Не видя возможности скорой женитьбы, да и женитьбы вообще, Фет возвращает девушке данное ею слово. Они соглашаются разорвать помолвку. Но внезапно Афанасий узнаёт через общих друзей страшное: на даме его сердца загорелось платье, она выбежала в сад, не помня себя, ветер раздул огонь… Она мертва.

Образ любимой будет жить в стихах Фета до конца жизни.

А жизнь шла. В 1853 году Афанасий решил попытаться перевестись в гвардейский полк под Петербургом. Тогда же завязалась дружба с редакцией журнала “Современник”, с Тургеневым, Некрасовым, Гончаровым.

Третий сборник стихов Афанасия Фета вышел в 1856 году под редакцией Тургенева. Сам поэт находился в армии и не мог контролировать выход сборника. Иван Сергеевич “прошёлся” по всем стихам поэта, и литературные достоинства стихов упали… Фет был расстроен. Успех сборника был неполным, но Афанасий Фет, бесспорно, взошёл на литературный олимп России.

Три раза подходил Афанасий Афанасьевич к своей заветной цели, но судьбе было угодно, что каждый раз выходил указ, повышающий звание, необходимое для получения дворянства. Бивачная жизнь вечно на перекладных, крайняя стеснённость в средствах, общение с ограниченными людьми в полку угнетало безмерно.

Стоит сказать, что отец, лишивший Афанасия всего, умудрился лишить его и дядиных “золотых”. Как это вышло? Афанасий всегда был почтительным и послушным сыном. Чтящим родителей своих и не помышляющим их судить или, не приведи господи, осудить… Афанасий Неофитович лишился жены своей, матери большого семейства. Горюющий супруг всю привязанность поместил в дочерей своих, сестёр Афанасия. И требовал от Афанасия сопровождать их или улаживать их дела без учёта обстоятельств самого Афанасия. Вышло так, что дядя, находившийся на Кавказских кислых водах, занемог. И стал требовать Афоню к себе. Тот собрался выезжать к дяде, но деспотичный приказ отца отправил Афанасия сопровождать сестру Ольгу в Киев… Дядя скоропостижно скончался, а “кубышка” его к приезду Афони оказалась разграбленной неизвестными.

Афанасий Афанасьевич в который раз оказался у “разбитого корыта”. Но здравый смысл и врождённый оптимизм, столь выигрышно оттеняющие стихи поэта, помогли ему найти иную дорогу в жизни.

Если даже просто пролистать “Воспоминания” Фета, удивишься, сколь много известных и значимых людей состояли с ним в переписке. Из приведённых Фетом писем к нему мы видим литературную, но больше — политическую жизнь России. Острый ум, эрудиция и поэтический склад характера привлекали к нему многих. Особенно дружен он был с И.С. Тургеневым, Л.Н. Толстым и семейством Боткиных. У троих братьев Боткиных была сестра Маша, старая дева. Она не отличалась ни красотой, ни живостью ума, ни начитанностью. Но схожесть судеб её и Афанасия, положение “чужого в семье своей родной”, желание разорвать этот заколдованный круг, наладить свою собственную жизнь сблизили уже не очень молодых людей, и они поженились в 1857 году. Этот брак оказался на редкость удачным. Сильно настрадавшиеся люди взаимно берегли покой и интересы друг друга. Знакомые им семейства, конечно, вели себя не лучшим образом. Как это париям вдруг найти своё счастье? Николай Николаевич Толстой даже воскликнул крайне бестактно: “Афанасий Афанасиевич! Зачем вы женитесь на Марье Петровне?” В ответ “Фет покраснел, промолчал и вышел из комнаты”. В 1858 году был издан указ о присвоении дворянства только в чине полковника. Фет же был лишь гвардейский штаб-ротмистр. Отчаявшись, он выходит в отставку.

1860 год. Фет приступил к написанию мемуаров, в которые он включил огромное количество писем к нему знаковых людей из мира литературы и политики своего времени. Мемуары писались почти до конца жизни поэта и являются новой стороной его творчества. Увлекательное произведение, реальные события, чётко обрисованные характеры самых известных лиц — читатель становится свидетелем жизни, давно и безвозвратно ушедшей. Необыкновенный, милый, но небезобидный юмор автора… Армейские сценки, семейные трагедии… Оторваться невозможно.

В 1863 году выходит в свет двухтомник стихов Фета.

Сначала молодые пытались обосноваться в Москве. Афанасий Афанасьевич пытался сделать литературную карьеру. Но в это время в литературе царили богоборцы-разночинцы. Пощады от них не стало даже таким авторитетам, как Тургенев. Стиль литературной “критики” того времени приблизился к современному нам языку дебатов Трампа и Байдена. И тогда на семейном совете было решено купить небольшое имение Степановка. “Нашего помещичьего полку прибыло!” — радостно пишет Фету Лев Толстой. Стать помещиком оказалось прорывным решением. Афанасий Афанасьевич сразу проявил себя прирождённым хозяином. Судьба наконец улыбается ему, настойчивому и трудолюбивому. Уважение соседей и, что удивительно по тем порам, всех окрестных сельчан-мужиков. Фет был избран мировым судьёй. И пребывал в этой должности 11 лет. Навидался всего. Его практические и здравые советы и решения слушали и охотно исполняли.

1873 год — особый для Афанасия Афанасьевича. Так как более, кроме него, Шеншиных не осталось, А.А. Фету высочайшим указом возвращены наследственная фамилия Шеншин и дворянство. Сбылось то, к чему он шёл 38 лет своей многотрудной жизни.

Однако, ненавидя имя Фет, поэт продолжает подписывать так свои литературные произведения. Продажа Степановки и покупка огромного имения Воробьёвка под Курском, ремонт дома и устройство парка заняли всё его время. Шеншин стал крепким помещиком.

Наступило время “собирать камни”. Детей у Фетов не случилось, но они воспитывали племянника и племянницу.

Имение процветало. Но здоровье уже было не то.

Многие отмечают, что Афанасий Афанасьевич замыкается, становится “бесчувственным хозяином-эгоистом”, нацеленным только на получение “цаковых” (целковых). На десятилетия имя его пропало из литературных журналов. Но это — внешне. Под пеплом в его душе тлеет огонь поэзии. Лев Толстой один правильно понимал Фета. “Я от Вас всё жду, как от 20-летнего поэта, и не верю, чтобы Вы не кончили. Я свежее и сильнее Вас не знаю человека. Поток Ваш всё течёт, давая тоже известное количество вёдер воды — силы. Колесо, на которое он падал, сломалось, расстроилось, принято прочь, но поток всё течёт, и, ежели он ушёл в землю, он где-нибудь опять выйдет и завертит другие колёса”.

Пророчество исполнилось. “Вечерние огни” осветили старость поэта…

1883-1891 годы — выпуск четырёхтомника “Вечерние огни”. Их ждали, но только поклонники истинной поэзии. Таковых в то время осталось мало. Свежесть поэзии пожилого Фета нисколько не увяла, наоборот! Талант его расцвёл. Но тогдашняя публика жаждала узкореволюционной направленности. В моде был Надсон (кто его помнит?). Стихи Фета опять пришлись не ко времени. Шквал критики обрушился на поэта за его любование вечными темами и безупречность стихотворной формы. Большинство критиков из революционных разночинцев либо замалчивали стихи Фета, либо отзывались о них пренебрежительно, грубо-издевательски.

Но живой, оптимистичный нрав Афанасия Афанасьевича в стихах и воспоминаниях всегда царит над угрюмой прозой жизни. Неиссякаем родник его жизнелюбия, любования природой, восторга бытия. И не сказались возраст и тяжёлая болезнь на лёгкости и новаторстве его стиха.

Стихи из существительных. Стихи — предтеча Бальмонта, Блока: “Шёпот, робкое дыханье…” Предтеча Есенина — “Заревая вьюга”, “Печальная берёза у моего окна…”

Следующее поколение считало Фета родоначальником Серебряного века. Валерий Брюсов проповедовал Тютчева и Фета. Символисты учились у Фета (“Это утро, радость эта…”).

Поэт утешает себя, встречая равнодушие читателей, злобу критиков:

“Учись у них — у дуба, у берёзы… Они стоят, молчат, молчи и ты… Но верь весне”.

Старик Фет не перестаёт удивлять мир новыми формами стихосложения. Например, его по-врубелевски изящное стихотворение “Бабочка”: “Ты прав. Одним воздушным очертаньем…”

Необыкновенная сердечность и музыкальность строк Фета неизбежно привели к тому, что многие его стихи стали любимыми романсами. Вот некоторые: “На заре ты её не буди”, “Облаком волнистым…”, “Только станет смеркаться немножко…”

Но особенная судьба — у стихотворения-романса “Сияла ночь. Луной был полон сад…”, посвящённого Татьяне Берс. Это замечательное стихотворение было положено на музыку Н. Ширяевым и стало любимым романсом тысяч почитателей. Что же вдохновило тонко чувствующего поэта написать эти проникновенные строки? Каждое слово исполнено реального смысла, подкреплено действительным событием, потрясшим две известные семьи — Берс и графов Толстых. Событие, повлёкшее участников совсем по иному жизненному пути, нежели им бы хотелось…

Итак, выведем под софиты истории: 16-летнюю Танечку Берс и 36-летнего графа Сергея Николаевича Толстого.

Сестра Софьи Андреевны Берс (в замужестве графини Толстой) Татьяна Берс оставила свои мемуары о детстве и юности “Моя жизнь дома и в Ясной Поляне”. Они полны очарования и непосредственности. Как будто сама Наташа Ростова говорит с нами. Мы узнаём о быте больших московских семей, о друзьях, правилах поведения, взаимоотношениях, о праздниках и шалостях, о томлениях сердца и полёте души. О молодой любви! Любовь и музыка наполняли жизнь юной девушки, живой, весёлой и остроумной, но неисправимо романтичной. Она не была красавица, нет-нет! Но была “с изюминкой”, что приковывает к себе много сильнее… Она обладала сильным грудным контральто. Те, кто помнит описание пения Наташи Ростовой, сразу узнают в нём Татьяну Берс. Сергей Николаевич очаровался настолько, что, забывшись, произнёс: “Я женюсь на ней”. Разница в возрасте между Таней и Сергеем Николаевичем была двадцать лет… Таня пела и сияла от любви. И было предложение руки и сердца. И были радостные волнения в семействе Берс…

Одной сестре досталось семейное счастье, другой — пиковый туз. Удар судьбы. Сергей был несвободен…

Старинный цыганский романс — и роман.

…Силу и притягательность старинного цыганского романса испытали на себе многие. И многие сломали себе жизнь, пытаясь поймать в ладони лунный свет, войти гостем в призрачный замок феи Фата-Морганы.

Он будет пить, но вдоволь не напьётся.

Он будет есть, но он не будет сыт.

И даже если б не был чёрту сбыт,

Он всё равно пропал. И не спасётся.

О ком это? Только ли о докторе Фаусте говорит коварный Мефистофель у Гёте? Или предрекает судьбу тонко чувствующему человеку, “обожжённому песней навек”? Предрекает томительно-страстной мелодией старинного цыганского романса. Это и о российских дворянах, хотя не только. О тех, о ком поётся в романсе “Эй, ямщик, гони-ка к “Яру”!”

Там ожидают такое томление и полёт души… Такие переливы и полутона музыки. Такая залихватская удаль. И таинственное нежное уныние безнадежной любви. Сколько наследственных состояний ушло под “призывный звон” гитар, под сладкое страдание в попытке достичь недостижимое, поймать неуловимую мечту.

Старший брат Льва Николаевича Толстого, Сергей Николаевич, слишком гордый, чтобы служить, посвятивший жизнь свою конезаводу и имению, выкупил из цыганского хора солистку Машу Шишкину. За сладкие песни, за чудный голос. И сам певал. Был знаток и обожатель романса. Но, прожив с ней около 16 лет и имея от неё трёх живых детей, Сергей Николаевич ни на минуту не считал Машу своей настоящей женой. И, влюбившись и потеряв голову, начал ухаживания за Таней Берс с чистой совестью. Хотел жениться, оттягивал женитьбу на год, полагая за год уладить свои проблемы. Но мать Маши написала прошение на высочайшее имя, после чего Сергей был вынужден оформить отношения с Машей, жениться, усыновить своих детей… И потерять свою настоящую любовь — Таню Берс — навсегда.

Страшно было открытие Тани, страшна была её реакция: она пыталась отравиться. Её еле спасли, но более года она была инвалидом, кашляла кровью… Выхаживали Таню по её желанию в семействе друзей её родителей. Там Таню и увидел однажды Афанасий Фет. Бледная, несчастная, в слезах… Таня решилась петь. Но только в темноте, чтобы слушатели не видели, как она подурнела за время болезни. И вот в ночи зазвучал её голос, больной любовью и гласом рока.

Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали

Лучи у наших ног в гостиной без огней.

Рояль был весь раскрыт, и струны в нём дрожали,

Как и сердца у нас за песнею твоей.

Ты пела до зари, в слезах изнемогая,

Что ты одна — любовь, что нет любви иной,

И так хотелось жить, чтоб, звука не роняя,

Тебя любить, обнять и плакать над тобой.

Прошло время. Молодость взяла своё. Таня оправилась и в 21 год вышла замуж. И уже могла более спокойно реагировать на приезды Сергея в Ясную Поляну. И скорее Сергей Николаевич, а не Татьяна (теперь Кузьминская) испытывал тоску и обречённость, ощущение жизни, пошедшей не по тому пути, когда всё уже бесцельно и нет твёрдой почвы под ногами.

А Татьяна Андреевна часто приезжала в Ясную. И каждое лето для Толстых и для Кузьминских, для гостей и приезжих (в том числе и для друга семьи Афанасия Фета) звучал её чудесный голос, певший о любви, несбыточной и странной, о мираже больной, измученной души. О счастье. О свете. О красоте жизни.

И много лет прошло, томительных и скучных,

И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь,

И веет, как тогда, во вздохах этих звучных,

Что ты одна — вся жизнь, что ты одна — любовь.

Что нет обид судьбы и сердца жгучей муки,

А жизни нет конца, и цели нет иной,

Как только веровать в рыдающие звуки,

Тебя любить, обнять и плакать над тобой!

Подобно рождению, и смерть поэта оказалась окутанной покровом густой тайны. Афанасий Афанасьевич задыхался от застарелой “грудной болезни”, осложнённой бронхитом. Муки удушья были невыносимы. Желая избавить жену от неприятностей, он отсылает её к врачу — справиться, можно ли ему выпить шампанского. Мария Петровна уходит. Фет диктует своей секретарше письмо: “Не понимаю сознательного преумножения неизбежных страданий, добровольно иду к неизбежному”. При этом он хватает стилет для разрезания бумаг, секретарша вырывает его, Фет бежит в другую комнату, падает, умирает. Это было актом той “железной” фетовской воли, с помощью которой он, преодолев преследующую его злую, несправедливую судьбу, сделал свою жизнь такою, какой хотел. И “сделал” смерть свою тогда, когда хотел.

Это случилось 21 ноября (3 декабря) 1892 года. Смерть Фета, как и его жизнь, была героической и трагической. Сродни кончине древнегреческого философа Эпикура. Рождённый в год первого издания пушкинской поэмы “Руслан и Людмила”, Афанасий Афанасьевич был похоронен в селе Клеймёново, родовом имении Шеншиных. Это было через два месяца после выхода в свет первого произведения Максима Горького, в год выпуска сборника первых русских модернистов. Жизнь — от Пушкина до Горького…

Ирина Пичугина

Источник: Завтра