В битве за историю.

Государства, которые мы до сих пор привычно считаем разными и называем именами Римской и Византийской империй, с правовой точки зрения до последних дней своего существования являлись одним и тем же государством, причём с республиканской, а вовсе не монархической формой правления: Res publica Populi Romani, хотя смысл каждого из этих слов и самого определения в целом за два с лишним тысячелетия бытия данной человеческой общности изменился до неузнаваемости. Но сама идея Москвы и всей России как Третьего Рима, то есть наследницы и преемницы Древнего Рима и средневекового Константинополя, стала “сокровищем сердца” такого нашего автора, как Владимир Игоревич Карпец (12 декабря 1954 — 27 января 2017), любимой и мучительной тайной, которую он, похоже, всю жизнь стремился раскрыть, а раскрыв, воплотить в жизнь. Почему так — Бог весть, “Дух, идеже хощет, дышит”.

Возможно, здесь важен тот момент, что родился и вырос он в весьма “номенклатурной”, как тогда говорили, семье (шутка ли, Игорь Иванович Карпец был генерал-лейтенантом милиции и начальником Главного управления уголовного розыска МВД СССР). Поэтому то, что Владимир Карпец пошёл по отцовской стезе, получил блестящее образование (юрфак МГИМО) и стал кандидатом юридических наук (диссертацию защитил в возрасте 27 лет), не удивляет. Не удивляет и то, что карьера, академическая или государственная, его не привлекала — впрочем, как и многих его сверстников из позднесоветской “золотой” молодёжи…

В 1970-е–1980-е годы очень многие из того круга уходили в “неформалы” — хиппи, эзотерики, рокеры и так далее, лишь бы за пределы весьма строго очерченного жизненного стандарта. Порой надолго или даже навсегда, безвозвратно. У Владимира Карпеца эта социальная “неконгруэнтность” в какие-то крайние, “за красными флажками”, моменты не выливалась, оставаясь в пределах допустимого хобби и лёгкой фронды, — например, “тихой охоты” за грибами, увлечения литературным творчеством, прежде всего поэтическим, и сопутствующим этому творчеству общением.

Но в итоге получилось так, что главным наследием Владимира Игоревича стала не юриспруденция (хотя он был соавтором нескольких серьёзных работ по данной дисциплине и преподавал её в ряде столичных вузов), не поэзия и художественная литература, не кинематография, которой он тоже отдал солидную дань и как сценарист, и как режиссёр, а… история религий и цивилизаций.

Если попытаться выделить некий “сухой остаток” из весьма обширного (включая колонку “Битва за историю”, которую он несколько лет вёл в газете “Завтра”) наследия Карпеца — собственно, и позволяющий отнести его к числу “Наших светочей”, то это, прежде всего, дополнение и развитие “гумилёвско-кожиновской” концепции многовекового конфликта между Западом и Россией, католицизмом и православием, идущего ещё со времён Великого раскола христианства в XI веке, то есть уже почти тысячу лет, а если считать от Августина Блаженного, то и лет на 650 дольше…

Причём важнейшую роль здесь сыграли как внутренняя религиозность Владимира Карпеца (чего не было ни у Льва Гумилёва, ни у Вадима Кожинова), так и школа юридического образования, позволявшая ему абстрагироваться от современных трактовок тех или иных событий, максимально вживаясь в, казалось бы, давно ушедшее прошлое, и тем самым — здесь уже включался и художественный талант автора — “оживлять” это прошлое для современности. Книги Карпеца “Русь, которая правила миром, или Русь Міровеева” (2005), а также “Русь Меровингов и корень Рюрика” (2006) как раз и были созданы как уникальный сплав собственно истории, юридической науки и поэтического вымысла. Точнее всего будет назвать этот сплав относящимся к сфере мифологии, даже мифологем — этих своеобразных “фразеологизмов мысли”, в превращённом виде отражающих свойственную данной общности систему ценностей.

Своими работами Владимир Карпец целенаправленно (и безо всяких “новых хронологий”) бил по основополагающей, фундаментальной западной мифологеме, согласно которой исключительно западная, европейская, католическая по истокам своим цивилизация выступает единственно полноценной и полноправной наследницей Древней Греции и Древнего Рима, а история Древней Руси начинается только со второй половины IX века, с “призвания варягов”, а потому не имеет и не может иметь никакой части в предыдущей истории человечества, к тому же “отставая” в ходе своего развития от его “передовой”, “прогрессивной” части на несколько веков.

Карпец, изучая обширный массив данных о династии Меровингов и пришедшей ей на смену династии Каролингов, делает вывод о том, что эта общепринятая и общепризнанная концепция очень далека от истины, во всяком случае — гораздо дальше, чем слова митрополита Киевского Илариона из “Слова о Законе и Благодати” (вторая треть XI века): “Не в худой же и неизвестной земле владычествовали, но в Русской, которая ведома и слышима всеми четырьмя сторонами мира”. А ведь такая ведомость и слышимость — дело не одного года и не одного десятилетия — веков! Владимир Карпец сделал историю России более ведомой и слышимой.

Не потому ли сейчас, в дни Специальной военной операции, с новой значимостью и актуальностью звучат слова Владимира Карпеца: “С православной точки зрения война есть преображение ярости, подобно тому как супружество есть преображение вожделения. На иноческом уровне это бесоборчество и стяжание Духа Святого. А в мiру:

Пусть ярость благородная

Вскипает, как волна, —

Идёт война народная,

Священная война!”

Владимир Винников

Источник: Завтра