15 мая 1891 года родился Михаил Булгаков.
Каких только туристов не встретишь в Лебедяни — городе с 420-летней историей на липецком черноземье! Петербуржцы, воронежцы, москвичи и самарчане, новосибирцы и тоболяки — лица молодые и «серебряного» возраста. Один из главных гостевых маршрутов Покровская слобода — литературно-художественный заповедник, связанный с именами художника Бориса Кустодиева, скульптора Валерии Морозовой, воспевшей лебедянский край в прозе («Соловьиная песня») и стихах («Красивая Меча») поэтессы Маргариты Алигер.
На малой родине приятеля
Летом 1938-го в деревянном доме № 24 счетовода Андриевского на улице Ситникова (бывшей Покровской) останавливался Михаил Булгаков. Неподалёку усадьба Замятиных. Через дорогу наискосок стояла церковь Покрова Богородицы, где более 30 лет служил священник Иоанн Замятин — отец классика русской литературы Евгения Замятина — автора романа «Мы», принёсшего ему мировую славу. Лебедянцы гордятся знаменитым земляком, который помимо писательского дара и ледоколы строил, и был прекрасным рассказчиком. Вдохновившись его рассказами про Лебедянь прикованный к инвалидному креслу Кустодиев согласился на дальнюю поездку, чтобы воочию увидеть и запечатлеть колокольно-яблоневый город под «синим, неиспорченным, безукоризненным небом».
Лебедянь тогда слыла местом, где можно отлично отдохнуть. По целебным свойствам здешний климат сравнивали с крымским. Дон с песчаными пляжами, катания на лодках, рыбалка, изобилующий местными вкусностями рынок. Недалеко от столицы: садишься ближе к вечеру в поезд на Павелецком вокзале, и поутру лихой извозчик мчит тебя по утопающим в зелени улочкам в неспешную уездную жизнь.
Приезжим тут — лучшие дома и комнаты: лебедянцы на летний сезон перебирались во времянки и сараи. Крупных предприятий в городе не было, в колхозе платили гроши и каждый крутился как может. Стряпухи готовили сытные обеды, сапожники чинили и тачали обувь, портные строчили модные наряды. Ведущая к реке Покровская улица кружила голову пахучим разнотравьем. У дворов кусты ветвистой сирени и акаций. На приусадебных участках вишни, груши, яблони, огороды с капустой и огурцами. Кому-то удавалось вырастить помидоры, а у редких энтузиастов вызревал виноград. Урожай в больших бочках засаливался и заквашивался на зиму.
Рассказы Замятина про малую родину наверняка слышал и друживший с ним Михаил Булгаков. Жаль, что к тому времени, когда Михаил Афанасьевич добрался-таки до Лебедяни, Евгений Иванович уже был захоронен в пригороде Парижа. Они оба ушли из жизни 10 марта: Замятин — в 1937-м, Булгаков — в 1940-м.
По зову супруги
Третьей жене Булгакова Елене Сергеевне Лебедянь нравилась. Она часто приезжала сюда, когда была замужем за крупным военачальником Евгением Шиловским — уроженцем лебедянской деревни Савинки. И решение развестись с ним, по утверждениям биографов, приняла в Лебедяни, куда, устав от столиц, вновь направилась 26 мая 1938-го с сыном Сергеем, племянником Санькой и няней Екатериной Буш. А проводивший их Булгаков занялся перепечаткой рукописи «Мастера и Маргариты». Помогала ему сестра жены Ольга Бокшанская — личный секретарь Немировича-Данченко, работавшая в дирекции Московского Художественного театра. Она могла под диктовку часами печатать на машинке.
В частых письмах к жене Булгаков детально сообщал, как продвигается дело: «Диктуется 21 глава. Я погребён под этим романом». Та в ответ соблазняла прелестями провинциального «рая», обещая, что у него будет «комната без мух, свечи, старые журналы, лодка…». Год у Михаила Афанасьевича выдался крайне напряжённым и творчески, и в отношениях с властями. Сделать паузу не помешало бы. Он и не скрывал, как нестерпимо хочет вырваться из Москвы: «Если мне удастся приехать, то на короткий срок. Причём не только писать что-нибудь, но даже читать я ничего не способен. Мне нужен абсолютный покой. Никакого «Дон Кихота» я видеть сейчас не могу». Наконец, завершив дела, физически и морально вымотанный, Булгаков уезжает в Лебедянь 25 июня вместе с «Женичкой» — свояком Евгением Васильевичем Калужским — актёром МХАТа.
Жители Покровской слободы сразу заметили элегантного московского «дэнди» в соломенной шляпе, светлых полотняных штанах и белоснежной рубашке. Он носил фотоаппарат на груди и, дыша живительной прохладой, прогуливался с женой по набережной и тенистым улицам. А ночами, забыв о зароке ничего не делать, работал при зашторенных окнах в соседнем домике под номером 22. «Изумительная жизнь в скромной обстановке, в тишине. На третий день М.А. при свечах стал писать «Дон-Кихота» и вчерне — за месяц закончил пьесу», — делает дневниковую запись Елена Сергеевна. В Москве инсценировка «Дон Кихота» продолжится, и Булгаков приступит к пьесе «Батум». А в письмах оставшейся в Лебедяни супруге будет ностальгировать по Дону с его песчаным дном и луне возле заброшенной церкви, желая ей: «пусть лебедянское солнце над тобой будет как подсолнух». Солнечные дни в Покровской слободе пролетели незабываемым счастьем.
Юрий Первицкий
Источник: Слово