Разрушительную роль в судьбах российской промышленности сыграл и преждевременный отказ от государственного протекционизма для многих отраслей отечественной экономики. Вследствие этого в сочетании с другими факторами эти отрасли стали терпеть поражения в конкурентной борьбе с иностранными производителями. Так, практически вытеснены с нашего внутреннего рынка холодильники, телевизоры и другие бытовые электротовары своего производства, мебель, многие текстильные и швейные изделия, обувь. Рынок табачных изделий и напитков в большой мере захвачен зарубежными фирмами. Слабая конкурентоспособность индустрии потребительских товаров, выросшей в советское время в изоляции от внешнего рынка, проявилась в полной мере в условиях относительно открытой экономики.

И, напротив, там, где сложился государственный и олигархический монополизм – газ, нефть, сталь, алюминий, никель, защита от иностранной конкуренции и вторжения оказалась действенной, а отрасли эти либо достигли советского уровня производства, либо вплотную приблизились к нему.

Несмотря на эти несомненные свидетельства полезности протекционизма, неолибералы в правительстве неудержимо рвались поскорее войти во Всемирную торговую организацию. Если бы не сопротивление США, вызванное скорее политическими мотивами, уже сейчас были бы сняты последние барьеры, защищающие нашу промышленность от неоправданной иностранной конкуренции.

Ссылаются на пример Китая, который бесстрашно пошёл на присоединение к ВТО и от этого только выиграл. Но Китай долго готовился к этому шагу и последовательно наращивал конкурентные мускулы, прежде чем согласился открыть свои рынки. Кроме того, китайский бизнес лишен той анемичности, которой страдает российский, и отличается высокой приспособляемостью к условиям зарубежных рынков.

Другим тормозом промышленного развития России была и остаётся узость внутреннего рынка, которая ограничивает сбыт товаров отечественных производителей. Заметим, что к дореформенным уровням производства близки только те отрасли, которые много экспортируют и для которых узость внутреннего рынка – не столько ограничение, сколько благо, т.к. позволяет пользоваться экспортной рентой.

В своих книгах и статьях мы уже не раз объясняли узость внутреннего рынка чрезмерно низкой долей трудовых доходов в ВВП (40 процентов в России, 60 процентов в США). Высокая монополизация российской экономики способствует поляризации доходов, при которой доля большинства населения слишком мала, чтобы поддерживать достаточный спрос на массовую продукцию доступных по цене товаров. С другой стороны, перечисленные выше успешные отрасли создают сравнительно малую часть общего числа рабочих мест в стране, а следовательно, и слишком малую часть трудовых доходов. На четыре главные экспортные отрасли приходится лишь 8,6 процента общего фонда заработной платы в стране, притом что там создается 15,9 процента валовой прибыли в экономике. Норма прибавочной стоимости в экспортных отраслях – 240 процентов — существенно превосходит её же в среднем по всей экономике – 140 процентов и не способствует росту оплаты труда в целом.

Высокая рентабельность экспортных отраслей, естественно, привлекает капитальные инвестиции, что помогает развивать там предложение, а не только спрос. К числу прибыльных отраслей относится также розничная торговля, особенно сети супермаркетов, которые в последние годы растут как грибы. Но, чем более привлекательна эта сфера, тем больше капиталов уходит туда, как и вообще в сферу посреднических и других рыночных услуг, и тем меньше остаётся для производства товаров, особенно для промышленности. Официальная статистика показывает, что в 2000—2004 годах реальный объём промышленной продукции рос среднегодовым темпом 5,6 процента, услуг розничной торговли – 8,2 процента. Опрос предпринимателей, занятых в обрабатывающей промышленности потребительского направления, показывает, что они систематически прирабатывают в финансово-спекулятивной сфере, чтобы не связывать свои свободные капиталы в производстве, где они приносят лишь небыструю отдачу.

Не менее прибыльны посреднические операции по торговле импортными товарами. Маржа от импорта намного выше, чем от торговли товарами внутреннего производства. Так, известный предприниматель Рустам Тарико первоначально разбогател на торговле импортными элитными напитками, но выбился в миллиардеры, только перейдя к еще более высокодоходным (на грани ростовщических) операциям в сфере потребительского кредита.

Наблюдателей российского бизнеса временами поражают его анемичность и пассивность, когда речь идет о производстве и техническом прогрессе, т.е. о том, что требует созидательной деятельности по получению прибавочной стоимости по классической Марксовой схеме – через производство (Т – Д — … Л … — Т – Д’). Если есть более короткие и легкие способы, российский бизнес при прочих равных условиях предпочтёт их, а не производство. Единственное исключение – когда с неба свалится собственность на нефть и металлы. Что и случилось в нашей стране в ельцинскую эпоху.

Могут возразить: ничего, мол, страшного в отставании промышленности нет. Ведь в конечном счете ее объёмы продукции отражают реалии рынка, на что есть спрос, то и производится, у кого ниже качество, того и оттесняют. Но, во-первых, как ясно из предыдущего, наибольшее значение в исходе конкуренции имеют не столько цена и качество, сколько порядком искривленная прибыльность. Но что ещё важнее – отставание промышленности ставит под сомнение способность российской экономики развиваться достаточно высокими темпами в будущем.

В середине июня 2007 года в Москве состоялась очередная, 11-я ежегодная конференция российской инвестиционной группы «Ренессанс-капитал». На ней были даны чрезвычайно оптимистические прогнозы развития российской экономики на пару десятилетий вперёд. В основе этих прогнозов лежат почти исключительно финансовые показатели – индексы курсов ценных бумаг, рост оборотов фондовых бирж, потоки денежного капитала, вывозимого и ввозимого в страну. В итоге вывод: Россия твёрдо стоит на пути превращения в один из ведущих финансовых центров мира. Как говорится, вашими бы устами да мёд пить. Но только позволим себе напомнить, что ни одна страна мира до сих пор не становилась финансовым центром, не преуспев предварительно в экономическом, особенно промышленном развитии. Финансовое благополучие практически всегда строится на прочном индустриальном фундаменте. И России, чтобы продвигаться по части международных финансовых услуг, надо крепить свою промышленную конкурентоспособность. Без неё не может быть и финансовой кредитоспособности.

Но даже если не ставить далеко идущих задач «догнать и перегнать», может ли экономика с нашей структурой удовлетворять сложившиеся потребности населения в продовольствии, одежде, обуви, мебели, других предметах потребления, а также в современной технике для систематического обновления и развития производственного аппарата и инфраструктуры и для систематического повышения общественной производительности труда, без чего невозможен постоянный рост реальных доходов и уровня жизни? Ответ не утешительный: без большого импорта практически любых товаров, кроме сырья и топлива, экономика России с такой элементарной задачей справиться не может.

В открытой мировой экономике и системе развитого международного разделения труда многие страны обращаются к импорту того, что им дешевле покупать за рубежом, чем производить дома. Но, как правило, чем больше страна и чем многочисленнее ее население, тем выше коэффициент самообеспеченности собственным производством, возникающий хотя бы ради сохранения равновесия внешнего торгового и платежного баланса. Но даже малые страны предпочитают иметь развитую собственную пищевую и легкую промышленность, лучше приспособленную к местным вкусам и потребностям, и импортируют лишь то, что способны оплатить собственным экспортом.

Что касается России, то ее зависимость от импорта сейчас чрезмерно велика – больше 20 процентов ВВП (у США — вдвое меньше). Если бы мы не ограничивали импорт современных технологий и расходование валютных доходов на совершенно необходимые инвестиционные проекты, то активное сальдо торгового баланса исчезло бы если не сразу, то уже в скором времени. Но, экономя на этом, мы сдерживаем рост собственных производственных возможностей и способствуем отставанию производства.

Другая опасность — в том, что в случае внезапной изоляции от внешних поставок Россия окажется на краю экономического кризиса. То же самое случится, если внезапно резко упадут экспортные цены на нефть и металлы.

Сравнение промышленных структур России и США дает дополнительное представление о степени развитости или отставания различных наших отраслей.

Источник: Российский статистический ежегодник; данные Росстата:; Statistical Abstract of the US, 2006; наши расчёты.

Во 2-й и 3-й колонках таблицы 4 собраны данные о том, как изменились доли продукции промышленных отраслей в России с 1990 по 2003 год. Резко выросла – с 2,5 до 13,1 процента доля нефтедобычи, чёрной металлургии – с 5,7 до 9,6 процента. И наоборот, резко упала доля машиностроения – с 32,2 до 20,2 процента, лёгкой промышленности – с 12 до 1,3 процента. В остальном доли отраслей изменились мало. Вывод, который кое-кому покажется несколько неожиданным: за отдельными исключениями промышленная структура сохранилась в том виде, в каком сложилась в советское время. Впрочем, удивляться не приходится. Российский капитализм, получив в наследство построенную десятилетиями промышленность, кое-что разрушил, что-то раздул, но почти ничего нового не добавил.

Собранные в колонке 4 данные по США за 2005 год позволяют сравнить современные структуры двух стран. В них, как это ни странно, много сходного. Главные различия – Россия далеко впереди по нефтедобыче и намного отстаёт по машиностроению и химии. Это означает, в частности, что США практически в состоянии обеспечить любую свою потребность в технике продукцией собственного машиностроения, а Россия не может на это рассчитывать и, как правило, должна обращаться к импорту. В долгосрочном аспекте это ставит под сомнение способность страны развиваться достаточно быстро, т.к. материальная база для систематического пополнения и обновления основного капитала ряда ключевых отраслей у нас явно отсутствует.

Пятая колонка таблицы 4 приводит коэффициент, показывающий, во сколько раз объём продукции отрасли на душу населения в России отстаёт или опережает её уровень в США. В среднем по абсолютному уровню ВВП США в 2005 году примерно в 10 раз больше ВВП России, если считать по паритету покупательной силы (ППС). При приблизительно вдвое большем населении (296 миллионов против 143 миллионов в 2005 году) превосходство США по ВВП на душу населения сокращается приблизительно до пятикратного. Но в России промышленность дает 27,1 процента ВВП, а в США – только 18,7 процента, т.е почти на треть меньше. Это значит, что по промышленной продукции на душу населения Россия отстает от США в 2,96 раза, т.е. примерно втрое. Всякое отраслевое отставание, превышающее этот средний показатель, указывает на особое неблагополучие данной отрасли.

К числу таких особо отстающих отраслей относятся химия коэффициент 6,3, машиностроение – 4,8, лес, деревообработка, целлюлоза и бумага –4,5, стройматериалы –5,9, легкая индустрия –5,3. В отличие от них нефть, газ, металлургия и даже пищевая отрасль не вызывают особого беспокойства, их отставание сравнительно небольшое, если существует вообще.

Такая пестрая картина, естественно, создает почву для противоречивых взглядов в правящих кругах и верхушке бизнеса на состояние экономики и ее перспективы. Те, чей взгляд прикован к финансовым показателям, как мы видели, преисполнены эйфории по случаю быстрого, как им кажется, приближения России к вершинам мирового финансового капитала. Другие, для которых главным мерилом успеха служит быстрый годовой прирост ВВП, видят в этом убедительное доказательство правильности неолиберальной политики отказа от активного вмешательства в экономику. Те, для которых сильнейшим аргументом являются изобилие товаров в супермаркетах и переполненные иномарками столичные магистрали, усматривают в этом свидетельство бурного роста доходов населения и среднего класса как гарантии от социального протеста и надежной опоры высшей власти.

Но в правящей элите присутствуют и реалисты, привыкшие видеть лес за деревьями и напоминать высшему начальству о чёрных тучах на казалось бы ясном небе. Это для них очевидны провалы в обороноспособности, скособоченность экономики, не способной обеспечить саму себя современной техникой, ее нестабильность и крайняя зависимость от нефтегазовой иглы, вредность омертвления нефтедолларов в государственной кубышке, отказ их тратить на скорейшее устранение перекосов и преодоление критического отставания промышленности.

Именно эти реалистически мыслящие круги в начале правления Путина подсказали мысль о необходимости переключить нефтяную ренту на развитие высоких технологий, взять постепенно значительную часть энергоресурсов страны под высший контроль государства, оттеснив оттуда крупнейших финансово-промышленных олигархов, а под конец его президентства взять в руки государства судьбы отечественного машиностроения.

Именно они обратили внимание власти на отставание промышленности по уровню и по темпам роста на то, что олигархи игнорируют обрабатывающую индустрию, и наконец заставили начать поворот к промышленной политике.

Многим ее неолиберальным противникам слова эти решительно не нравятся, они предпочитают говорить о «повороте назад к госкапитализму». Их мотивы можно понять. Почему бы не попугать своих сторонников дома и за рубежом призраком грозящей реставрации государственного планирования и ренационализации крупной промышленности. Владимира Путина такая подмена терминов не устраивает, о чём он недавно заявил публично. По-своему он прав, т.к. государственными в России являются лишь немногие концерны и банки – «Газпром», «Роснефть», РАО «ЕЭС», РАО «Российские железные дороги» и Сбербанк в их числе. Но значительное меньшинство акций «Газпрома» и «Роснефти» продано частным инвесторам, электрическая монополия и железные дороги подлежат приватизации, а вновь создаваемые авиастроительная и судостроительные корпорации лишь консолидируют в крупные объединения прежде самостоятельные предприятия, которые и до того были государственными.

Но в экономической теории госкапитализм понимается не только в узком смысле (применительно к государственной собственности), но в широком, который включает всю совокупность средств государственного вмешательства в рыночную экономику – от косвенных методов стимулирования деловой активности бюджетными рычагами до координации всей экономики через государственное программирование. В этом, более широком смысле объявленная В. Путиным промышленная политика, несомненно, является одной из форм госкапитализма. Но цель её – не переход от рынка к центральному планированию и всеобщая ренационализация, а попытка преодолеть недостатки и перекосы рынка методами государственного регулирования. В той или иной форме такой госкапитализм существует во всех индустриально-развитых и многих развивающихся странах.

Поэтому утверждение «назад к госкапитализму» лишено смысла. Поворот к промышленной политике означает лишь признание структурных проблем в российской экономике. Но у промышленной политики много врагов, и удастся ли её довести до конца, отнюдь не ясно. Ответ мы узнаем уже после окончания путинского президентского срока.

Амстердам.