Деиндустриализация, слабость профсоюзного движения, коммерциализация образования, нелегальная трудовая миграция из бывших союзных республик и другие “прелести” дикого капитализма привели к тому, что огромная, африканских масштабов, доля трудоспособных граждан РФ вынуждена зарабатывать на хлеб насущный в неформальном секторе.
Более-менее точных данных, сколько в России теневиков, нет, цифры, исходящие из официальных уст, существенно разнятся. Так, в 13-м году, до западных санкций и падения цен на нефть, вице-премьер правительства Ольга Голодец сетовала на то, что 38 миллионов россиян “непонятно чем и где заняты”. В октябре прошлого года депутат Госдумы Олег Шеин заявил, что порядка 50 миллионов трудоспособных граждан России официально не имеют работы.
По результатам недавнего опроса, проведенного Академией народного хозяйства и госслужбы (РАНХиГС), теневой сектор экономики в России составляет всего примерно 33 миллиона работников. На деле, если суммировать не имеющих формальной занятости и тех, кто ее имеет, но получает часть зарплаты в конверте или берет подработки, можно уверенно говорить, что подавляющее большинство трудоспособных граждан России находятся в тени или, в соответствии с концепцией британского экономиста Гая Стэндинга, являются представителями прекариата – нового класса работников с неустойчивыми и незащищенными трудовыми отношениями, работников без профессиональной идентичности, лишенных социальных прав и отчужденных от общества.
Когда цены на нефть шли в рост, проблема неформальной занятости населения слабо интересовала российскую власть. Только в последние кризисные годы, в поисках новых источников пополнения скудеющей казны правители обратили внимание на теневиков. То и дело сверху слышатся призывы тем или иным образом ущемить права лиц, не имеющих формальной занятости — ввести “налог на тунеядство”, лишить бесплатного медицинского обслуживания, запретить выезд за границу. Впрочем, с введением ограничительных мер российская власть не спешит – если в Беларуси, где промышленность и сельское хозяйство не подвергались неолиберальному разрушению, попытка заставить нигде не числящихся трудоспособных “социальных иждивенцев” платить “налог на тунеядство” вылилась в серьезные протесты, то в России, экономика которой планомерно деградирует уже много лет, наступление на прекариат может оказаться роковым для правящей клептократии.
Пока что предпринимаются попытки добровольной легализации теневиков, под это даже придумана новая правовая формула – “самозанятые”. Некоторым категориям “самозанятых” предлагаются двухлетние налоговые каникулы, но на регистрацию все равно идут лишь единицы из миллионов. А вот пенсионная система уже начинает бить по российскому прекариату: по словам депутата Шеина, из-за нехватки баллов в 2017 году на пенсию по возрасту не смогут выйти 70 тысяч человек и, если в пенсионном законодательстве ничего не менять, с каждым годом таких несчастных будет все больше и больше.
Прекаризация — не исключительно российская проблема, она происходит по всему глобализирующемуся миру. Помимо неолиберальных реформ, прекаризации народов способствует технологическая революция – из-за автоматизации производства исчезают многие профессии. Затрагивает упразднение труда и Россию. Так, глава “Сбербанка” Герман Греф анонсировал планы к 2025 году сократить в два раза штат сотрудников.
На Западе проблема прекаризации широко обсуждается и предлагаются системные, комплексные ее решения. Упомянутый выше Гай Стэндинг разработал для мирового прекариата позитивную программу – “политику рая”, основным требованием которой является введение безусловного основного дохода (БОД), привязанного к гражданству. Стэндинг является основателем “Всемирной сети за базовый доход” (BEIN). При поддержке BEIN в разных странах мира запускаются экспериментальные проекты по введению базового дохода, продвигаются инициативы по проведению референдумов за БОД. В Европе идею БОД все чаще берут на вооружение различные политические партии, не только из левого спектра.
Что касается России, то правящий режим по существу предлагает нашему прекариату смириться с безнадегой. Печально, что и российская политическая оппозиция неадекватна – погружена в отжившие себя теории и представления, отказывается познавать современность и бороться за ее улучшение. Хотя российская тень как раз и представляет из себя мощнейшую социальную базу для оппозиции, объективно заинтересованную в трансформации неолиберальной системы, сложившейся у нас после краха СССР. И кому у нас эту проблему поднимать, если не патриотическим силам, тем более, когда общефедеральные президентские выборы на носу.
Кирилл Брагин