Вот и началась новая демографическая политика в России. В мае 2006 года все вдруг вспомнили, что у нас есть проблемы с рождаемостью, которые надо срочно решать. Трудно поверить, и тем не менее факт: и за десять, и за пятнадцать лет до выступления президента демографические проблемы были предметом научных исследований, по ним публиковались статьи в открытой печати, в этих статьях «имеющие место негативные процессы» были названы своими именами, даны прогнозы на будущее — и эти прогнозы, к сожалению, сбывались один за другим…
То, что происходит сейчас с населением нашей страны, у специалистов называется «депопуляция»: численность россиян сокращается. Статистические данные показывают, что вместо естественного прироста мы уже давно имеем естественную убыль. Этот феномен нашей действительности получил у демографов название «русский крест», из-за пересечения графиков возрастающей смертности и убывающей рождаемости.
Превратить убыль в прирост быстро не получится, даже если всё плохое в нашей жизни мгновенно заменится хорошим: демографические процессы отличаются большой инерционностью. Однако на численность российской популяции, как и любой другой, влияет не только соотношение между рождаемостью и смертностью, но и миграции. В 1994 году был отмечен небывалый приток иммигрантов: в Россию переселилось более миллиона человек, в основном из ближнего зарубежья, тогда как выехало «всего» 337 тысяч. Впрочем, даже такой миграционный прирост не превысил сокращения численности россиян. Убыль населения показали и данные Госкомстата за 2004 год.
Приток мигрантов в Россию у разных людей вызывает различные эмоции. Часть граждан предлагает немедленно перерезать всех чёрных, жёлтых и вообще чужих (и не спрашивайте их, хватит ли после этой полезной акции в стране людей, чтобы не остановились предприятия, — считать они не умеют). Другие задают конкретные вопросы: например, как вести урок в классе, где для трети учеников русский язык — фактически иностранный. Третьи говорят: хватит проповедовать расизм и мракобесие, какая разница современному человеку, какой у кого оттенок кожи, вон Америка — страна эмигрантов, а как хорошо живут! А четвёртые доказывают, что депопуляция — именно то, что нужно России: наконец-то наша уникальная природа избавится от давления антропогенного фактора. «Зелёные» на вид в среднем интеллигентнее черносотенцев, но спрашивать, хорошо ли они себе представляют все экономические и социальные последствия депопуляции, их тоже не надо…
Оставим в стороне политику, экономику, социологию и культуру и взглянем на проблему с точки зрения естественных наук. Действительно ли «при прочих равных» не важно, представители каких этнических групп населяют российские города и деревни, работают на заводах и в лабораториях, ездят в метро и водят автомобили — были бы, как говорится, люди хорошие? Оказывается, не всё так просто.
Два критерия нормы
Популяционная генетика не первое десятилетие изучает миграции: приток генов в популяцию, отток генов из неё, а также их возможные последствия для генофонда. Не все специалисты согласны, что термин «генофонд» применим к современному городу или государству. Однако классическое определение А.С. Серебровского: «Генофонд — совокупность генов, которыми обладают все члены данной популяции или вида» позволяет говорить и о генофонде города, и о генофонде страны. Генофондами человеческих популяций занимается демографическая генетика (в англоязычной литературе — генетическая демография). Для неё важны не только число иммигрантов и эмигрантов, но в первую очередь их этнический, половой и возрастной состав, а также генетические последствия миграционных процессов. Подробнее обо всём этом мы расскажем дальше, а пока обратимся к теории. Даёт ли она ответ на вопросы типа: «Миграции: хорошо это или плохо»?
Ключевые критерии для оценки перемен, происходящих с генофондом, сформулировал недавно ушедший из жизни Ю.П. Алтухов, один из ведущих специалистов в области популяционной генетики, замечательный учёный и популяризатор науки: «Генетический процесс следует считать нормальным, если он обеспечивает, во-первых, устойчивое воспроизводство генофонда в поколениях, во-вторых, сохранение оптимального уровня генетического разнообразия».
Очевидно, что первому критерию российская популяция не соответствует: вместо устойчивого воспроизводства у нас налицо убыль. Для оценки популяции по этому показателю используют так называемый дельта-коэффициент: отношение числа взрослых дочерей к числу матерей. (Понятно, что производить аналогичные подсчёты по мужской линии было бы значительно труднее…) Если этот коэффициент, к примеру, равен 0,5, это значит, что численность каждого следующего поколения уменьшается вдвое. Для российских городов дельта-коэффициент уже очень давно не превышает единицу — иначе говоря, коренных горожан становится всё меньше. Но, разумеется, убыль коренного населения компенсируют приезжие, стремящиеся если не в Москву и Петербург, то хотя бы из села в областной центр. Такая тенденция типична для городов вообще: по образному выражению Л. Кавалли-Сфорца и У. Бодмера, «гены рождаются в провинции и умирают в городе». Приезжие постоянно увеличивают генетическое разнообразие городской популяции, а низкая рождаемость уменьшает его. В сельской местности России дельта-коэффициент до начала 90-х годов был выше единицы, так что убыли населения по стране в целом не наблюдалось. Теперь же воспроизводство сужено и там.
(Маленькое замечание, представляющее не только теоретический интерес. За последние полвека дельта-коэффициент у наших горожан приблизился к единице только однажды — в 1986-1987 годы. Единственную причину этого маленького демографического чуда можно увидеть только в печально знаменитой антиалкогольной кампании…)
А что со вторым критерием? Для начала разбёремся, что такое «оптимальный уровень генетического разнообразия». Из общих соображений, казалось бы, в разнообразии нет ничего плохого и чрезмерным оно быть не может. Все мы знаем, что опасен скорее инбридинг, близкородственное скрещивание, при котором могут встретиться аллели, способные стать причиной заболевания. А чем выше разнообразие, тем, очевидно, меньше вероятность подобной встречи и меньше больных людей?
До известной степени это верно, но уменьшение вероятности инбридинга — лишь один из процессов, которыми сопровождается возрастание генетического разнообразия. На территории России проживают около 120 коренных народов, и генофонд каждого — уникальная ценность, сумма приспособлений к конкретным природным условиям. (Возможно, не только к природным, но и к социальным. Так, представителям малых народов трудно существовать в мегаполисе: даже при полноценной адаптации и удачно сложившейся карьере у них отмечается статистически достоверное сокращение жизни, и причину этого специалисты видят в наследуемых особенностях психики — см. «Химию и жизнь», 2006, № 5.) Нашим постоянным читателям известно, какое приспособительное значение могут иметь цвет кожи и форма носа, особенности метаболизма и состав крови.
Но коль скоро особенности каждой этнической группы адаптивны, логично предположить, что любое отклонение от генетических характеристик коренного населения, сложившихся в результате естественного отбора, будет отклонением от оптимума. Большим ли, маленьким, но — отклонением. Кроме того, при чрезмерном увеличении разнообразия растёт и генетический груз: ведь в каждой этнической группе неизбежно присутствуют не только «полезные», но и «вредные» гены, которые связаны с генетическими болезнями, характерными для данной группы.
Генетическое разнообразие российской популяции изменяется не только за счёт иммигрантов и эмигрантов. Есть ещё одна причина: естественный прирост по России неодинаков в разных этнических группах, и не во всех группах он отрицателен. Расширенное воспроизводство наблюдается у грузин, армян, практически у всех представителей мусульманской конфессии, а также у молдаван. Самое низкое значение прироста оказалось у евреев. Это связано, конечно же, в первую очередь с возрастным фактором: молодые поколения данной этнической группы живут не в России. Если средний возраст азербайджанцев в Москве — около 25 лет, то евреев — 55. Похоже, пресловутый «еврейский вопрос» у нас приблизился к полному и окончательному решению…
Здесь важно отметить, что за увеличение численности одних этносов и уменьшение других отвечают не биологические, а социальные факторы. В XIX веке и русские семьи были многодетными, но с тех пор славянские группы перешли к низкой рождаемости, и произошло это по биологическим меркам очень быстро. В мусульманских же группах рождаемость осталась высокой.
Из вышесказанного понятно, что через несколько поколений этнический состав населения изменится, а, следовательно, изменится и генетическое разнообразие. Налицо несоответствие второму «критерию Алтухова». Тем больше оснований для учёных (и власть имущих) уделить этим процессам больше внимания.
Из книги «Москва генетическая» Е.Клещенко