В преддверии очередных президентских выборов Россия находится в не самом стабильном политическом и еще менее устойчивом социально-экономическом положении. О необходимой для выхода из кризиса экономической повестке, о наших надеждах в глобальной политике и правильной идеологии «Колокол России» побеседовал с президентом Института национальной стратегии, председателем президиума Экспертного совета коллегии Военно-промышленной комиссии, членом Экспертного совета при правительстве РФ Михаилом Ремизовым.
«Колокол России»: В своих аналитических статьях вы часто останавливаетесь на особенности российской политики, давно тревожащей экспертов: резком диссонансе между внешней, в значительной степени независимой, и внутренней, социально-экономической политикой, которую можно назвать не только несуверенной, но даже местами колониальной. Вы говорите о том, что в ближайшее время сама жизнь поставит выбор перед властью: либо мы станем по-настоящему суверенны, либо полностью попадем во внешнюю кабалу.
Например, философ Александр Проханов считает, что для разрубания гордиева узла есть два классических варианта: революция снизу или революция сверху. В следующем году нас ждут выборы президента… Так какие условия все-таки должны возникнуть, чтобы руководство страны наконец полностью определилось с вектором движения – либо мы идем по либерально-западному пути, либо по суверенному?
Михаил Ремизов: Если начинать с деталей, я бы не отождествлял либерализм с компрадорством и сдачей национальных интересов. Вариант суверенного будущего для России предполагает в том числе и либеральную компоненту. То есть должны быть гражданские свободы, экономическая конкуренция внутри страны при внешней политике последовательного протекционизма. Уважение человеческой личности, достоинства, мне кажется, должны присутствовать как элементы в любом варианте цивилизационного будущего России, хотя они ассоциируются с либерализмом.
Что касается непосредственно ключевого выбора, зачастую нашими главными друзьями оказываются наши враги. Если бы не было нарастающего давления на Россию со стороны американских элит, наши элитные группировки уже давно бы выстроились в очередь и начали вести переговоры по поводу различных уступок, разменов с Вашингтоном, Киевом и т.д. Поэтому главные шансы на проведение более последовательной политики, на проецирование суверенитета в финансово-технологической плоскости у нас сейчас связаны с продолжением давления на страну извне.
В этом плане интересны перспективы применения нового санкционного пакета от США – какие они сделают выводы из докладов о зарубежных финансовых активах российских элит – расследование на эту тему они сейчас проводят. Это напряжение в ближайшие годы вряд ли исчезнет, напротив – оно скорее будет нарастать и подталкивать власть к устранению «опасных зон» в рамках реактивной политики. А наша политика на данный момент является именно реактивной – то есть на возникающий вызов дается, в лучшем случае, ответ, в худшем – просто какая-то словесная реакция.
Из Минфина уже звучат предложения о вводе валютного регулирования, валютного контроля. Есть понимание, что и в сфере программного обеспечения, особенно для госсектора и стратегических отраслей, пора переходить на отечественные решения. Это пока происходит медленно и с трудом, но процесс все равно идет – на уровне законодательной, нормативной части и так далее. Так что будем надеяться, что давление на нас не исчезнет.
КР: Вы оставляли вполне позитивную рецензию на «Стратегию роста» от бизнес-омбудсмена Бориса Титова. Считаете, что наша экономика могла бы от нее выиграть? Конкурирующий проект от Алексея Кудрина вас не прельщает?
М.Р.: Прежде всего, я не знаю, какой проект у Кудрина. Есть согласие по поводу того, что нужно браться за институциональные реформы в сфере правоохранительной системы, в системе исполнения наказаний, судебной системы. Думаю, что в этом бы сошлись и Кудрин, и Глазьев, и Титов… Есть исследования специалистов, показывающие – если явной корреляции между экономическим ростом и демократией в государстве нет, то между качеством правопорядка и экономическими успехами существует прямая связь. Это уже критично. Если бы направить «кудринцев» в эту сторону, они смогли бы принести пользу.
А в экономике Кудрин ничего нового кроме увеличения пенсионного возраста, сокращения доходов на оборону, готовности банкротить неконкурентоспособные предприятия и отрасли т.п. инициатив не предлагает. Я не вижу у него модели роста, кроме общих рассуждений о том, что мы подавим инфляцию, снизим кредитную ставку, что даст импульс промышленности, постепенно начнется рост экономики и т.д. Мы видим, что такая модель не работает, и, вероятнее всего, надо начинать с другого конца – со стороны увеличения спроса инвесторов и потребителей, с проработанных локомотивных проектов.
Сильная сторона стратегии Титова и Столыпинского клуба – сочетание микроэкономических и макроэкономических мер, ставка на «вытягивающие» проекты, разрабатываемые специально для регионов и региональных кластеров. Их десятки, весь перечень опубликован, его можно обсуждать – главное, что выбрана правильная философия – эти проекты позитивно повлияют сразу на множество отраслей. Макроэкономические меры предполагают стимулирующую налоговую и кредитную политику, разумный внешнеэкономический протекционизм. Ничего этого Кудрин не предлагает, и без этого устойчивого и ощутимого роста в нашей стране гарантированно не будет.
Но программа Титова упирается в административные барьеры. У нас в стране ощущается нехватка управленцев и экспертов, способных действовать в этой парадигме. Наш специфический экономический либерализм выучил один ответ на все вопросы: рынок сам себя отрегулирует, а мы будем следить только за инфляцией, внешним торговым балансом, бюджетным дефицитом. Остальное, мол, пусть решает корпоративный сектор. Так банально проще. А при нехватке даже не генералов, а хотя бы офицеров от экономики, других вариантов у правительства просто не остается. Модель стратегического развития государства, напротив, предполагает большое количество подготовленных кадров.
И политический фактор – несмотря на то, что наши либеральные экономисты выступают против монополий и олигополий, в действительности есть связь либеральной доктрины с реальными интересами крупных игроков (в том числе – государственных) в сырьевом и финансовом секторе. Я называю это «альянсом монетаризма и фаворитизма». К примеру, высокая ключевая ставка ничуть не беспокоит тот же «Сбербанк», она никак не ограничивает его рыночные возможности по работе с госактивами, крупными госпроектами типа аутсорсинга госуслуг. Та же «Роснефть» может привлекать средства с помощью административного ресурса, международных партнеров, в частности – Китая. Так что наш пул крупнейших бизнес-игроков не очень сильно страдает от сложных общеэкономических условий, по сравнению со средним и малым бизнесом.
Альянс экономических системных либералов и крупного госсектора очень силен еще с 90-х годов. Альтернативные лобби, связанные со средним бизнесом, промышленностью, ориентированные на внутренний рынок, несопоставимо слабее. Соответственно, шансы по реализации программ, подобных «Стратегии роста», не очень высоки.
КР: А могут ли новые санкции сподвигнуть либералов ради собственного выживания пойти на более радикальные ходы по суверенизации экономики?
М.Р.: Я вижу возможные позитивные перспективы в контексте принятой недавно программы развития цифровой экономики. Выход на авансцену новых групп технологий создает как риски, так и окно возможностей. Это шанс для новых игроков стать лидерами, потеснить фаворитов старого уклада. Конечно, России было бы интересно этим воспользоваться. В частности, в ряде отраслей еще не закреплены стандарты – это интернет вещей, блокчейн, системы обработки больших данных, 3D-печать и т.д. Здесь есть лидеры по разработкам, но пока нет явных навязывателей своих стандартов всему рынку, таких как, например, компании Microsoft и Apple в интернет-технологиях.
Если мы не воспользуемся этим шансом, то не только проведем цифровизацию экономики на базе решений глобальных западных компаний, но и получим колоссальную уязвимость с точки зрения безопасности и упущенную выгоду с точки зрения рынка. Лучше вообще не иметь промышленного интернета, не проводить цифровизацию управления критически важными инфраструктурами, чем делать это на небезопасных платформах, уязвимых для вмешательства извне. И речь тут идет об угрозах со стороны «уважаемых партнеров», а не гипотетических террористов. Этот момент никак нельзя недооценивать, так как у нас сейчас очень сильное прозападное цифровое лобби – как в бизнесе, так и в высших эшелонах власти.
КР: Но ваше видение развития экономики России все-таки не является автаркическим?
М.Р.: Нет, оно должно быть альтернативой глобальной кооперации. Нашими основными партнерами должны быть не западные транснацкорпорации, а развивающиеся страны, страны второго мира, желающие обеспечить независимость как от США, так и от Китая. Да, с тем же Китаем у нас могут быть отдельные перспективные проекты, но в целом мы не интересны китайцам как технологический партнер – у них нет проблем с развитием собственных инноваций. Так что нам и политически, и экономически надо сделать ставку на новое «движение неприсоединения» к биполярной системе США – Китай.
КР: Но для великой страны участвовать в Большой игре по принципу – «возьмем то, что не доели другие». Позиция «мы не с США и не с Китаем» не создает для России своих государственных смыслов, своей оригинальной стратегии развития. Наверно, нам также надо вырабатывать национальную идеологию, которая ныне запрещена Конституцией?
М.Р.: Есть потенциал для идеологического лидерства России в мире – для этого нам надо активнее участвовать в решении проблем, возникающих на переднем крае цивилизации. В частности, проблем, связанных с глобальным технологическим прогрессом. Мы сталкиваемся с вызовами нового неравенства, нового тоталитаризма, дегуманизации, диктатуры меньшинств, мультикультурализма. Это фундаментальные проблемы всего человечества.
Если у нас будет достаточный уровень политической, технологической, философской культуры для того чтобы отвечать на такие вопросы, Россия может стать последним ковчегом, убежищем для остатков христианской и гуманистической цивилизации. США и Китай точно не годятся на эту роль – у них давно нет ограничений на развитие биотехнологий, они не задаются вопросом, как сохранить человеческую личность в техногенную эру.
КР: А вы видите сейчас такие намерения со стороны российской власти? По-моему, четко просматриваются обратные тенденции: к тотальной оцифровке граждан, сбору биометрических данных, отказу от наличных, сворачиванию и коммерциализации госуслуг, ведению досье на каждого россиянина и т.д. Как с такой программой можно строить гуманистическую альтернативу?
М.Р.: Дело в том, что в России консервативный общественно-политический сектор традиционно гораздо слабее, чем в США и целом ряде европейских стран. К сожалению, это связано с философией власти, которая сложилась еще в романовский период нашей истории. Критика с правых, почвеннических позиций всегда раздражала наш официоз сильнее, чем леволиберальная критика. Даже при царях в кругах нашей интеллигенции так и не сложился автономный консерватизм, признающий самодержавие как ценность, но способный говорить своим голосом, не зависящим от конъюнктуры царского двора.
Сейчас мы видим то же самое. Для власти очень комфортно полемизировать с несистемной либеральной оппозицией, очень комфортно управлять конфликтом между горсткой отщепенцев и крымским большинством, потому что из этого конфликта никогда не вырастет политически зрелая, всенародно любимая сила. И напротив, оппонирование власти с позиций патриотических, национально и социально ориентированных находится в достаточно маргинальной нише, не столько даже в политическом, сколько в информационном смысле.
Реальная оппозиция нынешней правящей элите будет складываться как раз на платформе «Крым наш!», а не на прозападном мировоззрении, что системные либералы прекрасно понимают. Поэтому все оппонирующие с консервативных позиций затухают, не успев разгореться.
Может быть, на последнем сроке президента Путина все изменится. Потому что оставлять страну с политической системой, в которой есть единственная консолидированная группа в лице системных и несистемных либералов смертельно опасно. Это сообщающиеся сосуды, объединенные одной идеологией и имеющие множество ресурсов: информационный, финансовый, экспертный… Они просто будут обречены на победу в зачищенном политическом поле. Победа может не быть тотальной, но на фоне общего официоза и конформизма именно либералы будут определять повестку дня.
Линия подавления консервативной альтернативы крайне опасна, она чревата для страны теми же проблемами, которые ждали имперскую Россию в 1917 году. Когда царская система управления разбалансировалась и пришла революция, которую многие ждали и давно предвидели, одним из главных факторов ее триумфа стало отсутствие самостоятельных правых сил, способных безотносительно к фигурам во дворце отстаивать ценности исторической России. Если бы автономный консерватизм в стране не подавлялся систематически, революционеры никогда не смогли бы победить.
И если в ближайшие годы в наших реалиях не возникнет подобной силы, уважающей власть, но не пляшущей под ее дудку, долгая стабильность нас точно не ждет. Пока все выглядит так, что после Путина маятник может качнуться только в сторону радикальной прозападной оппозиции.
Беседу вел Иван Ваганов
Источник – Колокол России, 31.10.2017