Дамы и господа, уважаемые коллеги, братья казаки и сестрицы казачки!

То, что я скажу сейчас, многие из вас, вероятно, уже слышали, и готовы с усмешкой сказать, что-де у Морозова одна песня. Так оно, в общем-то, и есть, но не потому, что Морозов ничего нового не может придумать, а потому, что в положении и – главное – состоянии казачьего движения с середины 90-х гг. ничего нового не происходит. То, что я вынужден повторять те же тезисы практически дословно в течение долгого промежутка времени, самым печальным образом характеризует политическое положение казачества и состояние нашей политической организации. Тем не менее, задачи казачьего движения остаются и решение их никто с нас не снимает.
Казачество, прошедшее сквозь тысячелетия, в XX веке вошло в тяжёлый системный кризис, подобного которому не испытывало, как минимум, со времён Булавинского восстания. Специфика ситуации требует пристального её рассмотрения и принятия решения на применение в высшей степени радикальные мер.

В современном российском социуме, да и во всём мире, казачество является одним из наиболее традиционных обществ, представляя собой фактически современный вариант древних арийских боевых дружин, три с половиной тысячи лет назад завоевавших Евразию. Казачество в наиболее чистом виде сохранило принесённую ими в мир военную демократию, которую мы теперь по праву называем казачьей демократией. Её отличия от других видов и типов демократии общеизвестны – предоставление полного набора социальных и политических прав только членам казачьей общины, прямое избирательное право, не ограниченное формальностями, непосредственное участие каждого казака в политической жизни, реальное осуществление всех прав казака, сочетание железной дисциплины и независимости и т. д. В 1917 г. это сказалось – казачество выступило за демократизацию всех аспектов социальной жизни.

Естественно, столь демократичные автономные образования, какими были казачьи войска, в системе советской власти не умещались. Отсюда – расказачивание. Тем не менее, в конце XX века оказалось, что казачество продолжает существовать как некая этнокультурная общность, чем были опровергнуты все теории сословного характера казачества. Если бы казачество было только сословием, то за три поколения отсутствия сословных установлений оно исчезло бы (известный социологический «закон трёх поколений»). То, что этого не произошло, достаточно ясно продемонстрировало наличие у казачества этнических свойств.

С точки зрения этнологии это объясняется в рамках теории складывания этноса из консорций. Развитие казачества – классический пример этой теории. Но этническое развитие казачества параллельно мощному процессу этнического развития русского этноса привело к тому, что вследствие взаимовлияния двух этногенезов казачество стало субэтносом русского этноса. Оно по всем характеристикам соответствует категории «субэтнос», и в то же время имеет ряд свойств, присущих самостоятельному этносу. Это соответствует той уникальности казачества, о которой мы говорили выше, и в то же время подкрепляет теорию превращения русского этноса в суперэтнос, т.е. этническое объединение, состоящее из близкородственных этносов, среди которых можно видеть и казачий этнос.

Но здесь не время и не место для рассуждений по теории этнологии. То, что сказано о теории этногенеза казачества, сказано лишь для того, чтобы выразить убеждение – отнесение казачества к народам (к «репрессированным народам») в соответствии с известным президентским Указом – не пустая фраза. Это определение имеет достаточно прочные основания и, хотя среди казаков наиболее распространена самооценка казачества как русского субэтноса, мы с полным правом можем оценивать себя, как один из русских этносов.

По крайней мере, это полностью объясняет, почему возрождение казачества идёт именно в этнических рамках. Фактически, термин «возрождение» можно смело заменить категорией «осознания себя». Мы начали понимать, что мы не были, как десятилетиями твердили нам, начиная со школы, мы есть и будем, и слава тебе, Господи, что есть мы, и что мы – казаки.

Мы все знаем, кто сделал это возможным. Много приходится слышать крепких слов и целых выражений по поводу атаманов прошедших пятнадцати лет, но, положив руку на сердце, братья казаки, скажем сами себе откровенно, что это их заслуга. Может быть, что-то можно было сделать лучше, что-то иначе, достичь больших успехов, но … история сослагательного наклонения не имеет, а главное всё-таки атаманы сделали. Мы осознали себя, а Россия и мир осознали, что казачество – не исторический атрибут, но реально существующая этносоциальная общность живых и деятельных людей. И если есть за что ругать атаманов (а оно есть-таки!), то не в меньшей, а, может быть, и в большей степени есть за что их поблагодарить.

То, что атаманы не способны сказать, что же нам, казакам, делать дальше, а только грызутся между собой – не их вина. Это просто выражение того факта, что этап возрождения, а, точнее, этап самоосознания казачества закончился. Наступает новый этап, на котором казачество должно поставить перед собой и выполнить новые задачи. Оставаться в прежнем положении и просить у властей России … собственные культурные, национальные и социальные ценности – сейчас просто нелепо.

Тем более это нелепо, что российская власть уже фактически вернулась на тот путь, с которого сошла было, – путь большевистского бюрократического централизма, и на этом пути мы, казаки, опять начали ей мешать, самим фактом своего существования прежде всего … Грызнёй атаманов власть воспользовалась, чтобы перейти к игнорированию нашего мнения об организации нашей жизни, а, чтобы окончательно заткнуть нам рты, учредила реестровое казачество – игрушку для бюрократов, недействующую модель казачества. А потом и вообще ликвидировала даже видимость казачьего управления – Главное управление казачьих войск. Как бы оно ни было далеко от реальных задач казачьего движения, всё же оно существовало и в благоприятной обстановке могло перейти на решение этих задач. Теперь и этого нет.

Вот сейчас уже и видно, о чём недодумали наши атаманы. О целях и задачах развития и путях их достижения. А действительно, какие конкретные цели мы ставим перед собой? Нет, общие-то цели может назвать даже сопливый казачонок в дальнем хуторе – казачья земля, казачье самоуправление и казачья культура. А конкретно? Восстановление положения 1917 года? А реально ли это? Хотя бы по составу населения? Во Всевеликом войске Донском в 1917 году казаков среди населения было 48 %, а сейчас? Тогда – какие же цели и задачи мы ставим перед собой?

Вот эти цели и задачи и предстоит выявить, сформулировать и объявить на весь мир нам, казакам. Пока до конца ясно лишь одно – эти цели должны быть политическими. Нам могут возразить, что наше реальное целеполагание гораздо выше – оно включает в себя гармоничное социальное, демографическое, экономическое и культурное развитие. Но выполнением каких задач мы обеспечим достижение данных целей? Ясно, что речь идёт прежде всего о политических инструментах – или кто-то из нас надеется на добрую волю президентской администрации? Нет? Значит, политические инструменты достижения целей казачества. И каковы же они?

Чтобы их определить, надо определиться с идеологией Казачьего движения. Застой в возрождении казачества возник именно потому, что наши вожди принимали официальную идеологию российских правящих кругов. А этой официальной идеологии попросту не существует. В самом деле, можно ли считать идеологией мешанину из надёрганных как попало концепций всевозможных юридических школ Западной Европы, которой руководствуются в настоящее время правящие круги России? Конечно, нет, и мы видим это на практике – в колоссальном росте коррупции и удушении демократии, в превращении экономического и социального кризиса в перманентный, в лавинообразном падении демографических показателей и народной нравственности. Псевдоидеология, а точнее – отсутствие идеологии у правящих структур современной России ведёт страну и народ к очередному обрыву. А оно нам надо? Значит, надо вырабатывать идеологию самим и буквально навязывать её российскому обществу.

Не раз доводилось слышать, что идеология у нас есть – греко-кафолическое православие. Так, да не так. Религия есть высшая мировоззренческая структура идей и концепций по отношению к идеологии, идеология же – подчинённая, производная, но самостоятельная система. Действия взвода на поле боя вполне укладываются в систему концепций военной стратегии, но управлять взводом на базе знания стратегии невозможно, для этого требуется знание подчинённой и производной, но самостоятельной науки – тактики. И я сейчас говорю не о мировоззренческой позиции казачества – с ней, слава Богу, всё в порядке – но о политической идеологии, на которой базируется и политическая стратегия.

Тем более, что все исходные данные не для создания, но для оформления такой идеологии у нас есть – наша исконная казачья демократия, которой необходимо придать радикальный, то есть современный и наступательный характер. Свои казачьи принципы и обычаи мы уже восстановили. Теперь мы должны добиться общего их признания в качестве способов организации нашей жизни. А этого можно добиться, только перейдя от возрождения казачьей старины к переносу основополагающих принципов этой старины в будущее, в XXI-й а то и в XXII век. Исходя из этого, можно назвать и наши политические задачи.

Отовсюду слышен голос казачества – автономия! Автономия, как в 1918 году? И опять казаки, как в 1918 году верят, что Россия оставит казачью автономию в покое, примирится с тем, что на её лучших землях возникнет самоуправление, хотя бы в мелочах, но делающее что-то по-своему? Увы, прожив в России всю жизнь, эти господа так и не поняли сущности российского бюрократического государства. Если мы даже и вырвем каким-то образом автономию, федеральный центр сразу объявит поход на неё – вплоть до военного похода, как в том же 1918 году.

Но допустим автономию, как политический инструмент казачьего движения. В Российской Федерации законодательно существуют два вида автономии: территориальная и культурно-национальная. О территориальной пока говорить не приходится. Ближайшей задачей мы можем ставить для себя только построение национально-культурной казачьей автономии. Но мы же знаем, что казачество не успокоится, пока не получит территориальной автономии (или автономий) и, следовательно, нам нет никакого смысла ограничивать задачи своего движения. Итак, лозунг – культурно-национальная автономия, как ближайшая задача, и территориальная – как задача последующая. Эту концепцию можно назвать «казачьим автономизмом». В рамках этой концепции мы, казаки, можем выступить как избирательный блок, предъявляющий нашим кандидатам данное требование.

Следовательно, политическая цель – казачья автономия. Задачи на пути её достижения этапируются: ближайшая – культурно-национальная, последующая – территориальная автономия, и, пожалуй, ещё и дальнейшая – создание федерации казачьих автономий или Казачьей федерации. Казалось бы, всё ясно, но, на мой взгляд, подобная схема не учитывает фактора противодействия федерального центра. В самом деле, разве кто-то ждёт, что правительство пойдёт нам навстречу в деле автономизации и федерализации казачества? Немало народов добивается автономии – балкарцы, лакцы, лезгины и другие – некоторые даже с оружием в руках, а как относится к этому федеральный центр? Как отнесётся он к требованиям вывести казачьи земли из подчинения Адыгеи, Кабарды, Калмыкии, Осетии, Ингушетии, Татарии, Башкирии, Чечни, Дагестана, Якутии? Да и просто из состава русских областей и краёв, у руководителей которых хватает точек давления на центр?

Нельзя ведь упускать из виду, что политика современного правительства Российской Федерации ведёт к её распаду, и казачество, во всяком случае, должно быть готово к такому повороту событий – не так, как в 1991 году, когда наши коренные казачьи земли хапали себе любые ханы и гетманы, кому сколько хотелось. Если в новом распаде (а исключать такой опасности нельзя, как бы нам не хотелось даже и думать о ней) какой-нибудь властолюбивый сукин сын захочет заграбастать казачьи земли, он должен наткнуться на организованный отпор и готовую систему казачьей государственности.

Но в конце концов каждому понятно, что сам по себе казачий автономизм не обеспечит нормального развития казачества. Во-первых, как мы отлично понимаем, каждый султан, имам или гетман будет разевать рот на казачьи территории, во-вторых, и сама Россия приложит все усилия для того, чтобы вернуть себе свои лучшие земли. Что тогда? Новый Новороссийск, Севастополь, Феодосия? Опять капитуляция на грузинской границе? Следовательно, концепция автономизма годится только как политический лозунг, только для решения частных задач. Полагаем, что нормальное развитие нам обеспечит только благожелательная к нам, казакам, Россия. А благожелательной к нам будет только та Россия, которая будет жить по нашим, казачьим, истинно демократическим порядкам. Уж не раз говорилось, что оздоровить Россию можно, только оказачив её (первым эту формулу озвучил известный вождь радикалов Донского круга 1918 года есаул Янов). И был великий казак, поставивший себе и казачеству эту цель ещё в XVII веке. Тогда романовская дворянская империя была на подъёме, и потому Степан Тимофеевич проиграл, но сейчас что-то подъёма не видать, да и не ожидается. Не время ли приступить к величайшему делу, для которого, возможно, Господь и создал казачество? Не пора ли нам принять на вооружение концепцию казачьей великодержавности?

Ясное дело, поверстать всю Россию в казаки дело немыслимое, да и ненужное – как мужика ни назови, он всё равно мужик, хотя, по опыту, на казачьей земле и в казачьей среде русский мужик быстро становится настоящим казаком. Но мы сейчас имеем в виду перестройку политической жизни России на основах демократии – не той либеральной демократии английского образца, знаменем которой ныне прикрывается жестокий тоталитаризм внутри и превращение страны в колонию по отношению к внешнему миру – но той казачьей, дружинной, арийской демократии, с упоминания которой начали. Мы можем и должны предложить русскому народу эту систему. Казаками пронизана вся властная система государства, его научная и управленческая элита – дело только за тем, чтобы сплотить их, дать им реальное общее дело, обязать их партийной дисциплиной – или, если хотите, дисциплиной Казачьего движения – и проводить её в жизнь.

Итак, коротко подведём итоги нашего беглого просмотра ситуации. Во-первых, назрел вопрос создания Казачьего движения, политическое лицо которого должно быть радикально-демократическим. Такие движения есть или формируются в России. Так что союзники для нас готовы. Авторитетное собрание казаков должно выступить в данном случае как уполномочивающий орган, т. е. объявить себя Казачьей Ассамблеей. К этому казаков обязывает долг перед порабощённым казачеством, и на это имеет право любая группа сознательных граждан нашего государства. То, что эту группу никто не выбирал, роли не играет – она может объявить себя Временной Казачьей ассамблеей, и статуализировать себя впредь до возможности всеобщих выборов в казачьих землях широкой ротацией выборных и уполномоченных на вхождение в Ассамблею деятелей казачества. Отсюда логически вытекает следующий шаг – создание исполнительных органов, т. е. Временного Казачьего совета, избранного Ассамблеей и казачьих комитетов на местах – повторю, Временный Казачий совет может быть создан только выборами на местах. Иначе он не будет иметь даже тени легитимности. И не надо пугаться слова «совет»: нам долго вдалбливали, что советы созданы творчеством революционных рабочих Ивано-Вознесенска, но мы-то знаем, что советы в России стары, как сама Россия. Необходимо также создание Ассамблеей постоянных комиссий – уставной, правовой, связи, пропаганды, по работе с казаками за рубежом. И далее – работа по сплочению всех властных казачьих организаций (а таких уже немало, с разной степенью властности) в некое казачье сообщество (до получения территориального статуса – объединение казачьих организаций).

Во-вторых, идеологией Движения, несомненно, должен стать казачий автономизм. Наряду с борьбой за регистрацию Движения должна будет вестись борьба за создание и учреждение Московской культурно-национальной казачьей автономии и автономий на местах, а также самоуправляющихся казачьих районов в соответствии с Законом о самоуправлении. Только этим путём можно будет создать базу для Движения.

В-третьих, кадровый состав Движения должен быть проникнут концепцией казачьей великодержавности и реально вести работу по её достижению.

И в-четвёртых (может быть это частный вопрос, но я сейчас не могу пройти мимо него) мы должны решить вопрос о создании единой казачьей боевой организации. Вижу, что эти слова пугают тех, кто рассчитывает на мирный путь возрождения казачества. Другие мне могут сказать, что-де казачество и так представляет собой военную организацию. Что ж, на мирный путь возрождения казачества я и сам надеюсь. Но я не могу закрывать глаза на опасность нового распада российской государственной системы, которая кроется в современной политике правящих кругов России, и на тех опасностях для казачества, которые может принести этот новый распад.

Что об этом говорить, каждый из нас и так знает о геноциде, обрушившемся на терских казаков, населявших северную половину нынешней Чечни. А разве многим легче терским казакам в Ингушетии, Дагестане и даже Осетии? А уральским, оренбургским, сибирским, семиреченским казакам в Казахстане и Киргизии? Вспомните о заявленных целях ваххабитов на Северном Кавказе – граница по Дону и Волге – и задумайтесь над судьбой терцев, господа кубанцы, астраханцы, ставропольцы и донцы!

Таковы, на наш взгляд, условия и методы выработки условий для достижения казачеством его целей. Может быть, эта работа займёт два или три поколения – ну так что ж, она в любом случае должна быть начата.

Строительство казачьего сообщества должно быть поэтапным. Культурно-национальные автономии и самоуправляющиеся административные районы должны быть созданы на первом этапе. Второй этап – объединение их в блоки-ассоциации и борьба за региональный статус. Третий этап – консолидация, создание социально-экономических комплексов. Далее – посмотрим, но уже складывается мнение, что очередным этапом станет борьба за контроль над федеральным центром.

А начинать, по моему глубокому убеждению, надо с совместной отработки авторитетными казачьими центрами документа, который объявит казачеству и всему миру о создании Ассамблеи и её общих задачах. Но сразу скажу, что если за этим не начинать планомерной долгосрочной работы в духе изложенных выше положений, то лучше такого документа и не издавать.

Евгений Морозов

выступление на совещании казачьего актива,

2005 год