Угроза ядерного конфликта и Большой театр.
Какая-то гримаса истории. Учения НАТО Steadfast Noon («Стойкий полдень») демонстрирует России «ядерные мускулы». Киев грозит взорвать «грязную бомбу». Россия проводит ежегодные учения наземных морских и авиационных стратегических сил сдерживания, отрабатывает задачи нанесения массированного ядерного удара в ответ на ядерный удар противника. Мир на пороге глобального ядерного конфликта. В октябрь 2022 года возвращается октябрь 1962-го.
«24 октября был, пожалуй, самым напряжённым днем за все длительное время моего пребывания на посту посла США, – из мемуаров Анатолия Добрынина. – По всем американским телевизионным станциям показывали нам, как советский танкер (возможно, с ракетами на борту) приближался к черте, установленной американской декларацией о карантине, за которой военные корабли США собирались останавливать и задерживать наши суда, идущие на Кубу, вплоть до их обстрела. Пожалуй, вся Америка, глядя в телевизоры, считала, сколько еще миль осталось нашему танкеру, сопровождаемому американскими эсминцами и самолетами, до роковой черты: «пять… три… одна миля»»…
Мемуары Анатолия Добрынина «Сугубо доверительно» вышли в свет в 1996-м. Приблизительно тогда же, будучи вовлеченной в художественные, информационные поля Большого театра, я обратилась к господину Послу с вопросом: верно ли, что в разрешение Карибского кризиса внесла свою лепту Уланова?
Дело в том, что специально или нет, но в дни кризиса Большой театр давал гастроли в США, фешенебельная публика, «сливки сливок» элиты Нью-Йорка и Вашингтона становилась свидетелем хореографических грез Русского балета с Майей Плисецкой в главных партиях. Да так, что от старожилов театра не раз мне приходилось слышать захватывающие истории о тайном приезде Роберта Кеннеди в Москву лишь для того, чтобы за драпировкой Центральной (Царской) ложи увидеть Плисецкую в «Лебедином озере»; недоговоренность в сюжетах об Улановой – одной из самых загадочных личностей ХХ века – интриговала, обращала к воспоминаниям:
«Отрадно было наблюдать, как даже в самые острые моменты кубинских событий, – цитирую Уланову, – люди, приходившие на спектакли балета Большого театра, принимали наши представления с неизменной благожелательностью. Советский гуманизм, нашедший свое преломление и утвердившийся в таком условном искусстве, как балет, доходил до каждого человека. И каждый усваивал, пусть даже подсознательно, что народ, создавший такие тонкие духовные сокровища, безусловно, заинтересован в их сохранении и приумножении, а следовательно, заинтересован в мире. <…> И когда, например, президент Соединенных Штатов Америки Джон Кеннеди со своей супругой появляется на спектакле «большого балета», а потом радушно встречает нас в Белом доме, то мы же отлично понимаем: здесь первая заслуга великой страны Советов, а уж где-то далеко потом – «полпредов» ее искусства». В 1962-м Уланова уже сошла со сцены, не танцевала, но сенсационная слава после гастролей Большого театра в Лондоне продолжала преследовать балерину, «уланомания» охватила мир.
В ответ на мой вопрос Анатолий Добрынин, как принято говорить, не подтвердил, но и не опроверг информацию: легенды и мифы театра не подлежат верификации.
Только вот театр уже стремительно, как комета, терял статус «парадного подъезда» страны, немаловажного фактора, влияющего на «большую политику». Театр перестраивался на «капиталистические рельсы», сам факт зачастивших на сцену артистов бродячих хореографических компаний с Запада свидетельствовал о разрыве с «проклятым прошлым» – «золотым веком Григоровича», о вхождении театра в «цивилизованный мир» с его универсальными ценностями. Руководитель «Нового балета» при Ленконцерте Борис Эйфман дал на сцене, о которой еще вчера и мечтать не мог, премьеру балета «Чайковский», в котором сверкнули зарницы будущего «Нуреева» в постановке распиаренного парвеню Серебренникова. Суть, насколько я поняла: композитор влюблен в прекрасного юношу, но его преследуют жена Антонина Милюкова и меценат Надежда Филаретовна фон Мекк. Что же касается оперы, то страсти разгорелись вокруг «Детей Розенталя» Леонида Десятникова с фантазиями на тему бомжеватых Верди, Вагнера, Мусоргского, Моцарта среди путан на площади трех вокзалов. Премьера оперы «Руслан и Людмила» Глинки от Дмитрия Чернякова с голыми тетками, гонками на роликовых коньках, картиной из палаты психиатрической клиники известна как эмблема открытия – после лет десяти реконструкции и сообщений о казнокрадстве – исторического здания Большого театра. Ну а дальше – обычное дело. Каскад продукций с «клубничкой» – имитацией совокупления продолжил держать театр и публику в рабочем тонусе. Правда, публика, поначалу застигнутая врасплох, еще сопротивлялась. Ещё демонстративно покидала зал, с отчаяньем хлопая дверью, еще заваливала суды исками об оскорблении личности, издевательств над русским искусством. Куда там! Медийное освещение, в том числе, ведущими государственными СМИ, гасило малейшие намеки на недовольство. Потом и публика пришла другая. Так что еще один обязательный номер в программе – вытаскивание на сцену существ из гей-парадов – проглатывался на ура.
Стоит заметить: Большой театр на карте российской культуры не представляет явления, выходящего из ряда вон, театр снизведен до уровня филармонической площадки, вписан в проект экспансии «современного искусства». Достаточно сравнения, скажем, с Эрмитажем. Помнится, Петербург едва не задохнулся от гнева, посетив выставку «Конец веселья» британских братьев Чепменов. «Это удивительная выставка – и смешная, и страшная одновременно, – из речи директора Эрмитажа. – Это настоящий выставочный проект XXI века». Выставка представила собой инсталляцию «из девяти расставленных свастикой аквариумов, внутри которых игрушечные нацисты и мутанты топят друг друга в крови». А чего стоила шумиха вокруг анонсированной премьеры фильма «Матильда» Алексея Учителя? Едва гражданская война не началась в стране из-за прыщавого фрика из ЛГБТ в роли русского царя Николая II. Весь этот список «кораблей» можно продолжать и продолжать.
Но, собственно говоря, к чему экскурс в историю? – закономерен вопрос.
А к тому, что и возвращение истории учит тому, что ничему не учит.
Ведь кураторы, авторы и идеологи прокатившейся по стране «Культурной революции» – наперечет. И решаемые ими задачи – даже не секрет полишинеля. И вот сейчас, когда мир под угрозой ядерного конфликта, не они ли, поставили на паузу или дисциплинированно, как по щелчку, взялись за запреты ЛГБТ-пропаганды, призывы к борьбе с сатанинским Западом, агитацию за идеалы высокого искусства, которыми треть века стращали как кострами Инквизиции, каленым железом выжигали из мыслей и чувств?
Слов нет, лучше поздно, чем никогда.
Но, согласитесь, осадочек-то остается.
«Если тот, кто был другом, может всего за месяц стать врагом, то какую же степень реальности будут иметь понятия добра и зла»,– Артур Миллер о переобувающихся в воздухе.
Ну а если вернуться к Большому театру, то ситуация такова. Генеральный директор театра Владимир Урин как будто бы дезавуировал свою подпись, поставленную с началом Специальной военной операции РФ на Украине в пацифистском письме «деятелей культуры». Главный дирижер и музыкальный руководитель театра Туган Сохиев тогда же отбыл в сады Борреля, в страну проживания, во Францию. Одна из самых рафинированных балерин театра Ольга Смирнова тоже не осталась безучастной к «глобальной катастрофе», распрощалась с театром и Россией в апреле. Билет на новогодний балет «Щелкунчик» Чайковского-Григоровича перепродают на «черном рынке» за сто тридцать тысяч – цена вопроса возращения к традиционным ценностям.
Марина Алексинская
Источник: Завтра