Русский путь.
Вот интересно, за что большевики начали издавать собрание сочинений Достоевского почти одновременно с Толстым? Почему Толстому – понятно, и музеи ему сделали и в Москве, и в Ясной поляне: благодарили за помощь в свержении монархии, в нападках на Православие, а Достоевский почему почтен? Видимо, за то, что предсказал неизбежность революции. Бесы читали «Бесов» и были в восторге: все сбылось!
Революцию предвещали и великие святители Феофан Затворник, и Игнатий Брянчанинов, и митрополит Филарет, и особенно святой праведный Иоанн Кронштадтский. И вот – революция свершилась. Религиозные мыслители были отвергнуты, книги их убраны в спецхран, а Достоевского печатали… Потом и о нем было умолчание, а с 60-х – вновь возвращение. Но здесь сработало то, что известность его за пределами России непрерывно возрастала. С его помощью постигали душу России, суть русского характера.
Немецкий ученый, русист Рихард Лаут прочел Достоевского вначале на немецком языке. Проникся им, но чего-то не хватало. Тогда он изучил русский язык и прочел писателя на его родном языке. И справедливо заключил: даже этого мало. И принял Православие. Вот где главная суть чтения Достоевского – спасение только в Боге!
Русские либералы по Достоевскому «не знают ни истории нашей земли, ни ее народа, и оттого, в них ничего не понимающих, неспособны их любить. Они свою ненависть к России принимают за самый благотворный либерализм… чуть ли не за истинную любовь к Отечеству… Но теперь уже стали откровеннее и даже слов “любовь к Отечеству” стали стыдиться. Даже понятие изгнали и устранили как вредное и ничтожное».
Писатель с либералами особо не церемонился и в другом месте так охарактеризовал их: «Русский либерал только и ищет, кому бы сапоги вылизать». И еще о них, очень подходит и к сегодняшним: «В этих “мировых страдальцах” так много лакейства духовного».
Троцкисты перетолковали речь писателя о всемирности русских в свою пользу. «Это он о мировой революции говорит». И стали считать Россию за растопку. Им усиленно помогали труженики пера. Цитаты: «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем. Мировой пожар в крови. Господи, благослови!» Еще цитата: «Товарищ Ленин! Работа адова будет сделана и делается уже». И еще: «Он землю покинул, пошел воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать». Авторы цитат, уверен, узнаваемы – Блок, Маяковский, Светлов. Где та Гренада и где Россия? Пленных немцев кормили лучше, чем сами питались. Пришли в Берлин и после всего зверства, испытанного от фашистов, имели бы полное право всю Германию с лица земли стереть. Нет, своим солдатам урезали рацион, а кормили детей и жителей Берлина. Где еще есть такой народ? Всем всегда помогали, кроме себя. Да еще и считаем себя хуже всех. Разве это не самое настоящее православное смирение?
И все терпим и терпим… Уже и Гитлера не мы победили – американцы. Уже и Россия – агрессор, Америка – миротворец. Уже и к власти в 90-е годы пришли у нас выпускники и стажеры американских школ. Конечно, все оттуда – от считания России отсталой. Для Ленина образцом для подражания была Парижская коммуна. Шарлотта Корде, Робеспьер – для него герои.
Образ России в западном понимании рисовали свои же. Страна дикая, лапотная: топор, икона, пьянство… Да и доселе так считают в Америке и Европе. В Берлине еще лет сорок назад ученые дамы всерьез спрашивали меня: «У вас такая опера, такой прекрасный балет, но как вы добираетесь до театра, у вас же, мы читали, совсем нет дорог». «На медведях ездим, – отвечал я. – А у Большого театра кольца такие специальные вделаны, к ним медведей привязываем».
Теме «Европа и мы» все почти классики наши уделяли внимание. Обычно иронически, как, например, Фонвизин в «Недоросле». Митрофанушка сообщает матери: «Матушка, в Париже даже извозчики говорят по-французски». У Чехова помещик ловит рыбу, зацепился крючок, надо лезть в воду – отцеплять. А рядом сидит живущая в его доме англичанка, воспитательница его детей. Не знает ни слова по-русски. Как сказать ей, чтобы отвернулась. Ничего не понимает. Тогда помещик решительно раздевается при ней, и только тогда она с презрением отворачивается. Он: «Сколько времени живет, а ни слова по-русски. У нас приказчик поехал, за три месяца стал говорить, как француз». У Гоголя Собакевич в застолье порицает рационы иностранцев. Не будем цитировать, ибо даже жену Собакевича это весьма смутило. Достоевский, вспоминая летние впечатления, говорит о французских женщинах, что они очень берегут себя до замужества, но выходят замуж только для того, чтобы немедленно начать изменять мужу. Сын Карамзина Андрей присутствовал на какой-то церемонии в Ватикане. Рассказывает о диковинных мундирах солдат охраны. Пошел летний небольшой дождь, «а так как гвардейцы у папы сахарные, то они разошлись».
Мой отец как раз начинал жизнь в Уржумском районе. Там были польские ссыльные. Жили с прислугой, завели театр. Учили девушек подстригать волосы «под мальчика». Говорили, что поэтому можно стоять в церкви с непокрытой головой. Развращали молодежь разговорами о свержении царя. Сбили с пути истинного Сережу Кострикова, будущего большевика Сергея Мироновича Кирова.
Наши чиновники от образования настолько угробили лучшую в мире школу, настолько внедрили в понимание, что школа дает не образование, а продукт для дальнейшего его использования, что уже третье поколение можно назвать егэ-недоумками. Редкие учителя сопротивляются этому, еще пытаясь говорить о любви, сострадании. Но им все тяжелей. Сошлюсь на разговор со знакомой учительницей: «Знаете, как трудно говорить о Раскольникове: “Подумаешь, – говорят старшеклассники, – нашел из-за чего страдать: замочил старушонку, да и пошел с парнями в кафешку”».
Именно на четвертый день после преступления пришел Раскольников к Соне Мармеладовой – «Ведь надо же, чтоб человеку было куда пойти». И привело его сердце точно по адресу… за спасением. Просит ее прочесть из Евангелия о Лазаре Четверодневном. Тут символ. Для Раскольникова Соня тоже, как и он, убийца. Пойдя на панель, она убила саму себя. Но именно вера Православная спасает ее. Родион прямо-таки подталкивает ее к самоубийству: «Разумнее в воду головой, и со всем этим покончить». Она и сама не раз думала так же. Но… «А с ними-то что будет?» – спрашивает она. Это она о сиротках и о больной Катерине Ивановне. Они только на ней и держатся. И когда читает Евангелие, начавши негромко, то голос ее крепнет, становится сильным, «даже зазвенел». И доходит до его сознания, что «тварь дрожащая» – это он сам. И не ему ее учить – ему ее слушаться: «Поди сейчас, сию же минуту, стань на перекрестке. Страдание принять и искупить себя им – вот что надо». Совершенно не случайно сказано: на перекресток. Это значит: на Крест, на страдания, на покаяние.
Говоря о самоубийстве, нельзя не вспомнить два случая суицида, которые очень взволновали Федора Михайловича: это – самоубийство Елизаветы, дочери Герцена, нигилистки, передовой эмансипированной суфражистки, и самоубийство молоденькой швеи, которая выбросилась из окна, прижав к груди икону. Конечно, сразу вспоминается «Кроткая» и евангельское: «Блаженны кротции, яко тии наследят землю». И это нам для размышления: кто из них будет оправдан.
И еще о том, что нам, русским, наверное, еще долго нести Крест непонимания нас миром. По Достоевскому в нас есть «готовность ко всеобщему общечеловеческому воссоединению со всеми племенами арийского рода». Но пока что эти племена «арийского рода» мечтают о нашем устранении из этого мира, не понимая, что без нас они тут же погибнут. По Достоевскому миссия России – взять на себя груз всех человеческих страданий. «Ибо, что такое сила русской духовности – как не стремление ее в конечных целях своих ко всемирности и всечеловечности».
И русские есть всякие, не без этого. Есть и такие, которые обвиняют в наших бедах не себя, а кого угодно: правительство, чиновников, Америку, Европу, но есть же Евангельское: «Царство Божие внутрь вас есть». Можно и в миру спастись, и в монастыре погибнуть. А говорить о том, как евреи нас губили, как делали кабаки, шинки для спаивания русских людей, даже глупо. Везде шинки, везде кабаки. И что? А ты в них не ходи. Раздражает тебя телевизор пропагандой разврата, пошлости, зубоскальства? А ты его не смотри.
Ты, знающий русский язык, ты таким богатством владеешь, что же ты им не пользуешься?!!!
Под ногами золотые россыпи Русского Слова: былины, легенды, предания, пословицы, поговорки, песни, сказания… Здесь и образ жизни, и спасение души. Величие литературы устного периода сменяет период литературы письменной: Тредиаковский, Сумароков, Державин, Крылов, Пушкин, Тютчев, Лермонтов, Достоевский, Некрасов, Гончаров, Александр Островский, Шмелев, русская философия. Читал? Перечитай! От такого чтения окрепнешь душою и духом. Зачем бежать за новинками, которые настырно навязывают те же либералы. Зачем в сотый раз читать, как обливают грязью Россию и царскую и советскую? Не она ли победила фашизм? Не торопитесь читать новое. Дайте писателю умереть и подождите лет тридцать. Что от него останется? Именно современные писатели боятся классики. Если убрать классику, то и они что-то будут значить.
Нельзя, как говорит Писание, «Уклоняться умом в лукавствие мира сего». Мир сей поклоняется двум русским авторитетам – Достоевскому и Толстому: один идет ко Христу и нас приводит, другой отталкивает от церкви, но тоже имеет сторонников.
Россия сейчас почти единственная страна, где сохраняется присутствие Божие на Земле. Это от того, что, как выразился К. Леонтьев, главное в русском человеке – он не разделяет Царства земного и Царства Небесного.
После Голгофы человечество пошло двумя путями: одни – за Христом, другие – за сатаной. Между ними пропасть. Преодолеть ее отпавшие могут только покаянием и приходом ко Христу. Но этого не знает, да и не хочет знать погрязший в прогрессе, ведущем в пропасть, современный мир.
Но как не понять, что, кто бы ты ни был, какого бы бога ни исповедовал, судить будет Христос. Богов много, Иисус Христос – один!
А осознать себя тварью, как Божиим творением, очень полезно. Тем более созданной «по образу и подобию». И задуматься: а есть Он во мне, этот образ?
Конечно, сбудутся слова Достоевского о всечеловечности, но лишь тогда, когда человечество поймет, что путь спасения единственен: он русский.
То есть православный.
Владимир Крупин
Источник: Русский Вестник