Эпоха в лицах.
Ну, скажите, кто в 60-е годы прошлого века мог представить, что секретарь сельского райкома ВЛКСМ, пишущий лирические и патриотические стихи, будет ведущим русским прозаиком последней трети 20-го века? Его попросту прокараулила и тогдашняя либеральная критика, и советские власти. Какой там Белов, и кто его считал за писателя, какая там его «Деревня Бердяйка», о чём он пишет? Какие-то старики, майор приехал в отпуск, дома своего не нашёл, эка невидаль, мы же строим индустриальное сельское хозяйство, мы же Америку догоняем и перегоняем. А тут сплошные пережитки.
Василия Белова заметили, полюбили и спасли читатели. Представьте то время: гигантские тиражи журналов и книг по сто и более тысяч экземпляров, полчища писателей, собрания сочинений, а тут какая-то крохотная повестушка, да ещё в провинциальном журналишке «Север», да на газетной бумаге, да и тираж по тем временам смешной — десять тысяч, да и какой-то писатель сверхнетипичный, да ещё и с бородой, да и язык – сплошные диалекты, экая дремучесть. Да и название простенькое «Привычное дело». И что это за дело такое?
Но сердцем потянулись люди к повести, читали и понимали, что это о том, как тяжело русским жить в своей России, им не принадлежащей. И о том, как они и к этому привыкли, и будут жить и дальше, и не сдадутся.
Чудо открытия беловского таланта пошло с русского Севера по всем пределам необъятной страны, выхлестнулось за рубеж. Никакой пиар, никакие рекламы не заменят восторга читателя, когда он среди ночи звонит знакомым и кричит: «Это о нас, это о России, это всё правда, это надо знать!».
И были вскоре завиральные «Вологодские бухтины», тот именно русский смех, когда и горе, и холод, и голод — всё перемалывает несгибаемый русский характер. Потом повести и романы «Кануны», «Час шестый», «Всё впереди»… — все о главном, о человеке на земле, труженике, кормильце и поильце всех граждан Отечества. Тут уж критики и власти спохватились, да было поздно — тяга к чтению книг Белова ни тем, ни другим не подвластна, её не запретишь. Навсегда «ушли в народ» его повести и рассказы и для взрослых, и для детей. Испуганные авторитетом Белова критики выдумали оскорбительное, вроде бы, название такого писателя — «деревенщик». И ходили в «деревенщиках» и Распутин, и Астафьев, и Абрамов, и Лихоносов, и Потанин, и Личутин, и вскоре оказалось, что принадлежать к их отряду высокая честь, что это и есть магистральное направление русской прозы. А народная любовь безошибочна, и смешно даже, чтобы какие-то «нобели» или «букеры» могли на неё влиять.
Василий Белов — великий образец мужественного служения русской словесности, а, значит, и Отечеству. Его труды — это благодарность Господу за данный талант. А что касается высочайшей классической художественности книг писателя, тут сработало правило: русский язык доверяется только тем, кто любит Россию. А уж Россию Василий Белов любит больше жизни. Будут ли ещё такие защитники у нашей родины, как Белов?
Давайте мы все вместе помолимся за душу раба Божия Василия, возгласим ему Вечную память
Владимир Крупин
Источник: Слово