Вроде бы и до стратегий дожили, а от психологии взломщиков никак отказаться не можем. Сперва взломать, а после, на взломанной и безжизненной территории, попытаться наладить развитие? Стратегическое, конечно.

Каменные джунгли

Приезжаешь в какой-нибудь среднестатистический российский город и удивляешься нерасторопности его жителей. Сколько «лишней» площади, свободного жизненного пространства! На каждой улице чуть ли не под футбольный стадион место найдется. Никаких пристроек, застроенных тротуаров, скверов, парков. Нет разных каменных идолов, «уплотняющих» город, или рынков вдоль улиц. Люди, может, даже беднее нас живут и проблем достаточно, но никаких признаков трущобизации не видно. Никто не захватывает придорожную территорию, не строит, где попало, заправки или «скворечники». Нет и банального мусора вдоль дорог и сел. Плодородные земли, например, не выделяются под поселения или торговые базы.

И этнических дагестанцев в российских регионах много, и коррупция там вроде на месте, но почему-то не видно взломщиков и следов взлома. Потому что нет того повального бардака, который есть в республике. Видимо, инстинкты взломщиков срабатывают только у себя на родине, так сказать, от корней они. Урвать что возможно сегодня и побыстрее, а после нас хоть потоп? И загнать все деньги, которые могли бы стать капиталом развития, в дома и заборы к ним. Говорят, денег нет, дотационная у нас республика, а сколько миллиардов долларов за последние годы загнаны в бетон и камень?

Взлом экономический

Вообще-то, не все так просто, идет процесс системного взлома, который включает взлом политический, экономический, образования, правоохранительной системы. Например, несистемной силой коррупции. Появится когда-нибудь политическая воля или инстинкты самосохранения сработают — можно повернуть колесо их развития обратно. Вот только определенные экологические процессы имеют необратимый характер. Например, плодородные земли на равнине, отданные под поселения, не вернуть. Как и подтопленные при строительстве очередного ГЭС в горах земли и села. А возможно ли вернуть людей в горы? Развивать там экономику, сохранить как социосистему?

Целые экосистемы республики сегодня в экологической точке невозврата. Каспий усиленно загрязняется речными и канализационными стоками. Не меньше рисков загрязнения связано с освоением шельфовых месторождений нефти. Общая биомасса моря, включая ценные породы рыб, катастрофически снижается. Участки берега моря, на площади которых можно было реализовать масштабные инвестиционные проекты, бесконтрольно продаются. В то же самое время Туркменистан на противоположном берегу разворачивает крупномасштабный проект национальной туристической зоны «Аваза». Стартовые инвестиции уже составили 1,5 млрд долларов. Город Туркменбаши будет отстраиваться заново. А какой новый город строим мы? Хотя бы вместо уплотнения существующих. Наш пятисоткилометровый берег пока остается объектом взлома и обогащения чиновников. Видимо, он и вовсе не наш, так себе, ничей. Еще несколько лет подобной торговли берегом — про уникальный рекреационный потенциал берега моря придется забыть.

Мы пока не осознаем, что имеем. В сопоставимых с Дагестаном по площади, ландшафту и населению независимых государствах, таких как Армения или Молдавия, нет ни выхода к морю, ни транспортных возможностей. Но даже они, чуть ли не в состоянии враждебного окружения или даже войны, сумели сохранить экономику и развиваются. ВВП Армении при трехмиллионном населении составляет 12 млрд долларов — в два раза больше, чем ВРП республики. ВВП Молдавии, при населении 3,5 млн человек, 6 млрд долларов, на уровне республиканского. Но Молдавия за последние три года в два раза увеличила объем производства вина. Сравнивать площади, состояние виноградников или винзаводов Молдавии с их остатками в республике, даже не корректно. В Дагестане нет, и не может быть города-винзавода «Крикова», 130 км подземных хранилищ вина. И еще два десятка винзаводов, объявленных национальным культурным достоянием Молдавии. Каждый из них в отдельности производит больше вина, чем все винзаводы Дагестана вместе взятые.

Масштабных проектов, которые изменили бы структуру экономики и сказались бы на бюджете, в республике нет. Зато за последние годы немало перспективных инвестиционных площадок расчленили и тихой сапой распродали своим «инвесторам». Стратегические, привлекательные для крупных инвесторов участки — с инфраструктурой, коммуникациями — следовало бы законсервировать под масштабные проекты. Когда в районе близкого расположения аэропорта, железной дороги и федеральной трассы планируется строительство деревни, то о какой стратегии может идти речь? Деревня что, рабочие места создает или продукт какой производит? На подобной площади можно реализовать десятки других проектов, которые действительно имели бы стратегическое для республики значение. Если и дальше так, то Стратегию-2020 нам придется реализовывать на территории отдельно взятого Ногайского района.

Взлом экологический

Но в северной части республики свои проблемы: полным ходом идет процесс опустынивания земель. После каждого доклада об успехах в овцеводстве надо бы говорить и о предельных пастбищных нагрузках, ветровой эрозии почв и опустынивании. Скоро ни пастбищ, ни овец в регионе не останется, тогда в этой пустыне самое место разве что для космодрома. Незря о нем сегодня заговорили, видимо, опустынивание, действительно, идет высокими темпами.

На юге вырождается уникальный реликтовый Самурский лес. Азербайджан продолжает забирать 90% водных ресурсов реки Самур — как следствие, катастрофически не хватает воды, уровень подземных пресных вод снижается, а на их место засасывается соленая морская вода. Гибнут почвы, лес медленно вымирает. На очереди еще реализация экологически грязного проекта добычи меди. Соли тяжелых металлов и сегодня попадают в Самур, а среди местного населения распространены раковые заболевания. Много разговоров о создании там рабочих мест, а кто решил, что работать будут именно местные? Но даже перспектива получить рабочие места, потеряв пару-тройку древних сел, возможно, никого не радует.

Как не радуют и все разговоры вокруг да около Стратегии-2020. Конца-края ее обсуждениям пока не видно, воз и ныне там. Но за бумажный прототип стратегии не стоит беспокоиться, все ее 600 страниц выглядят блестяще.

Маир Пашаев