По прошествии почти трёх месяцев с начала выхода в эфир программы «Исторический процесс» очевидно, что Сванидзе в руках Кургиняна обречён, о чём бы ни заходила речь в их словесной дуэли. Кажется, начни они спорить на любые, самые несусветные темы — разведении длинношёрстных мериносов в Австралии, способах женской эпиляции или качестве пивной рекламы — результат будет один: публичное посрамление коронованного либерального авторитета.

26 октября на очередной выпуск программы «Исторический процесс» Сванидзе бросил в бой последние резервы либералов, генералов, пошедших в атаку рядовыми. На экране появились Анатолий Чубайс, Пётр Авен и Михаил Нечаев, сильно заматеревшие «мальчики в розовых штанишках», авторы криминальной приватизации, которая открыла дорогу становлению бандитского капитализма в России. У Кургиняна в свидетелях сидела старая гвардия — Виктор Геращенко, Юрий Поляков и Владимир Жириновский. Это была, наверное, первая передача за три месяца, когда сидевшие на «скамейке запасных» говорили больше ведущих. Либералы излучали радушие и приветливость, демонстративно аплодировали оппонентам, расшаркивались перед Кургиняном и вообще всячески старались представить себя белыми и пушистыми. Словом, действовали в соответствии с расхожим американским обычаем: если выиграть нельзя, надо присоединяться к победителям.

Выпуск 26 октября стал самым рейтинговым за всё время существования программы – участие в голосовании приняли 155 000 человек. На сей раз разрыв в голосах был в два с небольшим раза в пользу Кургиняна, много меньше его обычного шести-, восьми- и десятикратного перевеса.

Почему Сванидзе всегда бит?

Что Сванидзе Кургиняну проиграет, было изначально ясно всякому, кто хоть немного следит за дискуссиями в политической тусовке. За последние 20 лет он стал острейшим аллергеном для подавляющей части российской телеаудитории. Одно его появление на экране после сотен часов пребывания в телеэфире вызывает рефлекс отторжения у всех, кто хоть сколько-нибудь знаком с его телетворчеством, с его вызывающим глумлением над отечественной историей, его упоением гробокопательством, размахиванием костями и прахом жертв, его трюкачеством и фальсификацией прошлого.

Тем не менее его, не единожды битого тем же Кургиняном в «Суде времени», вновь подсовывают публике, хотя былой (начала 90-х) кредит зрительского доверия к нему утрачен полностью.

И перемениться к лучшему ничего для Сванидзе не может. Может быть только хуже. Зрителю просто может прискучить игра в одни ворота. Ну, можно раз, другой посмотреть на то, как один из братьев Кличко выходит на ринг против боксёра в весе пера, но долго глядеть на «избиение младенцев» – удовольствие сомнительное.

Плохо то, что у нас теперь и политическая дуэль на серьёзные темы иной раз превращается в подобие малаховского «Пусть говорят» — с истерикой, скандалом, криком и топаньем ногами. Но таков уж нынешний обычай и повадка хозяев эфира — доводить всё до кухонной свары, склоки, потасовки, когда никто никого не слушает, когда кричат в четыре голоса и стараются друг друга просто переорать. Раньше в ходу было выражение «noblesse oblige», теперь – «рейтинг диктует». Но и в такой ситуации конкуренцию Кургиняну может составить разве что стареющий Жириновский…

Четверть века – а если вспомнить хрущёвские времена, то почти шестьдесят лет – идёт антисталинская, антисоветская, а теперь и антирусское шоу по обвинению нашей истории и народа во всех смертных грехах. На этом судилище крикливое, горластое, смердяковское меньшинство спалило величайшую страну в истории человечества, а теперь медленно, но верно поджаривает на огне Россию, нацелившись на её уничтожение.

И преуспеет в этом, если его не остановить. Кургиняна за тем и призвали, чтобы остановить.

Формат нынешнего эфира как нельзя лучше подходит Сергею Ервандовичу, человеку нервического склада, умеющего, когда надо, хлопнуть дверью, а когда и проявить изысканную учтивость, политологу с прекрасной устной речью, разящими словесными выпадами, убийственной для противника логикой.

Кургинян — блестящий полемист, он лучше и основательней готовится к каждой передаче, интеллектуально сильней своего оппонента, а энциклопедичностью своих знаний и вовсе не оставляет Сванидзе никаких шансов. Сергей Ервандович артистичней, эмоциональней, ярче, у него больше нерва (иногда даже слишком больше, что оборачивается против него). Выступления Кургиняна заставляют вспомнить известные слова Герцена о Белинском: без возражений, без раздражения он нехорошо говорил. Но стоило его задеть, как он мгновенно преображался: он бросался на противника барсом, он рвал его на части, делал его смешным, делал его жалким и всё это время с удивительной силой развивал свою мысль.

Но как ни много всё это значит само по себе, это лишь часть объяснения огромного перевеса Сергея Кургиняна. Ответ, конечно, лежит глубже.

Настроения российской публики разительно поменялись за последние двадцать лет. Романтические «герои демократической революции», сменившие социальный строй в стране (о чём, кстати, и помину не было в августе 91-го), не просто померкли в глазах подавляющего большинства народа — они стали антигероями. Позолота с их портретов давно стёрлась, осталась одна свиная кожа, как говорил любимый детский сказочник.

Люди поняли, что в перестройку и позже их «развели», как последних лохов. Горечь обманутых и польстившихся на красивые речи крысоловов 91-го года, прах расстрелянных в октябре 93-го — вот что стоит за голосованием в студии «Исторического процесса»!

Кургинян говорит от имени миллионов обездоленных и до поры безмолвных — в этом его главная сила. И говорит правду, на которую нет ответа ни у самого Сванидзе, ни у сидящих рядом с ним на скамейке запасных экспертов, представляющих весь цвет либеральной мысли. И это становится решающим аргументом для зрителя.

Много чего успели сотворить со страной новые её хозяева. Приватизировали за бесценок народное достояние, оставив большинство ни с чем. Породили класс олигархов и всесильных чиновников наверху социальной лестницы, оставив бесправную массу народа внизу. Беспризорные дети, наркомания, разгул коррупции и преступности, невиданное падение нравов, наступление на культуру и образование, подрыв обороноспособности России, утрата веса и влияния страны на международной арене — вот итоги их деятельности.

Так называемая российская элита, по большей части компрадорская, предельно лояльна Западу как своей системой ценностей, так и в силу прямой материальной зависимости от него. Она не просто страшно отдалена от народа — она враждебна ему и по своему нагло расточительному образу жизни, и по презрению, которое культивируется в обществе по отношению к «неудачникам».

«… Фактическая потеря суверенитета, категорически обусловленная активами нашей «элиты» на сумму в полтриллиона долларов в западных банках (в чужом кармане, то есть), — говорит писатель Пётр Краснов, — превращает всем известных «агентов влияния» Запада в РФ и всех «вкладчиков» в чужую экономику, включая Минфин, в агентов прямого действия. Для верности сошлюсь на Збигнева Бжезинского, недавно назвавшего российскому интервьюеру эту цифру и с усмешкой добавившего: «Вы ещё разберитесь: это ваша элита или уже наша?». А ведь рано или поздно, но придётся разобраться».

Резоны власти

Приступая к новому «проекту» на Втором канале, Николай Сванидзе не мог не сознавать, что Сергей Кургинян унизит перед всей страной как его, так и саму либеральную идею, выразителем и проводником которой он является. Это было очевидно уже после оглушительного провала «сладкой парочки» Сванидзе-Млечина в поединках с Кургиняном на Пятом канале. Передачи «Исторического процесса» не замедлили это подтвердить.

Почему же Сванидзе вновь согласился на роль ковёрного в цирке с еженедельной дозой причитающихся ему публичных оплеух? Гонорарная ли ведомость тому причиной? Или теленаркозависимость медийных персон уже такова, что они, как последние пропойцы, отдадут всё, чтобы хоть ещё немного покрасоваться на экране (вон и Миткова вернулась в эфир после многих лет административного удаления)? Но точнее, видимо, другое объяснение: есть много влиятельных людей у нас и на Западе, заинтересованных в том, чтобы тема «зверств» российской и советской истории не уходила на второй план, а и впредь звучала широко и привольно. Сванидзе, отвечая на недоумение либералов, видящих его в глубоком нокдауне «на канатах» в концовке каждой передачи, оправдывается: он, дескать, всё равно делает полезное дело — доносит до широких трудящихся масс все зловонные мифы о тоталитарной советской империи. Глядишь, что-нибудь, да останется в сознании публики, застрянет в мозгах, что, в конце концов, послужит делу компрометации левых идей в нестойком российском электорате. Что немаловажно, особенно под выборы.

А каковы же резоны власти, согласившейся на публичную порку либералов и предоставившей Кургиняну всероссийский телеэфир, который она полностью контролирует? «Хитроумные одиссеи» во власти, как верно подметил один проницательный наблюдатель, похоже, рассуждали так: «Исторический процесс» воочию демонстрирует Западу, с каким народом имеет дело российская власть. Пусть полюбуется. Нешто это понимающий народ? Это же башибузуки отвязные, отравленные идеями сталинского величия и державности! Каково-то нам приходится — держать подобную публику в узде? Но для вас стараемся, ваш цивилизационный код храним и пестуем!

Нельзя исключать и того, что из чисто тактических соображений в публичной дискредитации либеральной идеи, которая есть суть мировоззрения Медведева и основа его политической базы, может быть заинтересован и сам Путин. Показать вопиющую непопулярность либерализма совсем нелишне при пока ещё неясной политической конъюнктуре предстоящих выборов. Можно утверждать, например, что программа «десталинизации» авторства Федотова и Караганова почила в бозе, не родившись, не без воздействия побед Кургиняна в «Историческом процессе». А ведь именно эту программу почти был готов взять на вооружение Дмитрий Медведев.

Скомпрометированный либерализм (вспомним хотя бы, как мастерски «развели» Прохорова!) открывает другим игрокам на политическом поле России возможность для весьма неожиданных маневров в следующем президентском цикле.

Николай Сванидзе: генезис

Оба ведущих «Исторического процесса» представляют собой два разных типа советской интеллигенции. Своих родителей Сванидзе в передаче представил сам: отец — грузин, мать — еврейка, профессор. Добавим, что Сванидзе были свойственниками Сталина (его первая жена была Сванидзе). Отец Карл, участник войны, заместитель директора «Госиздата», крупнейшего издательства в СССР в мрачную тоталитарную эпоху. Должность номенклатурная, предполагавшая спецраспределители, госдачи и пайки.

Многих детей советской номенклатуры, благополучных, никогда ни в чём не нуждавшихся, получивших прекрасное образование, хорошо пристроенных по блату в самые престижные сферы деятельности — дипломатию, торговлю, науку — отличала прямо-таки пещерная ненависть ко всему советскому. Верно, что традиция русофобии не с ними родилась, этой болезнью грешили отпрыски знати, вознесшейся к богатству и роскоши ещё в петровские времена. Вспомните в этом ряду Чаадаева, Печерина, многих прочих из XIX века, имя которым легион. В новую советскую эпоху эпидемия русофобии расцвела пышным цветом в среде «совбуров» (советской буржуазии. — В.Л.). Перед её бациллами оказались беззащитными даже дети двух советских вождей, правивших СССР почти полвека, — Светлана Аллилуева и Сергей Хрущёв.

Что уж говорить о такой семье, как Сванидзе, взлетевшей при Сталине на самые вершины элитного благополучия?

Давно канули в прошлое далёкие 70-е годы, когда Сванидзе, тихий, неприметный выпускник истфака МГУ, кстати, однокурсник нынешнего гендиректора ВГТРК Олега Добродеева, пришёл стажёром в Институт США и Канады Академии наук СССР. Пришёл, между прочим, уже с партбилетом в кармане. Напомню: в 70-е годы студенту стать членом КПСС было делом совершенно небывалым. Рабочих записывали в партию чуть не скопом, солдат в армии тоже, но человеку со студенческой скамьи, как и вообще представителям интеллигенции, путь туда приходилось торить годами. Остаётся только гадать, какие особые услуги оказал КПСС или государству Сванидзе, став членом правящей партии совсем в юном возрасте.

Директор института Георгий Арбатов вышел из недр отдела ЦК КПСС (отдела соцстран), глава которого Юрий Андропов сменил Семичастного на посту Председателя КГБ после бегства Светланы Аллилуевой в Индии в марте 1967-го. Высшая номенклатура, вернее, те в ней, кто умел просчитывать долгосрочные ходы Андропова, созданию Института противилась. Громыко, тогдашний министр иностранных дел, не желал появления новых конкурентов на советском внешнеполитическом поле. К тому же «мистер Нет», считавший себя американистом par excellence, не представлял себе, что кто-то, помимо него, будет формулировать и трактовать США и их политику для советского руководства. Но Андропов, без поддержки которого никогда бы не было ни самого института, ни Арбатова в роли его директора, мыслил на перспективу, с размахом и действовал быстро и решительно. В июне 1967 года Адропов приходит в КГБ, а уже в декабре в запущенном особняке Волконских в Хлебном переулке на доске приказов появляется приказ Арбатова о вступлении в должность директора Института США. В Институте тогда был один письменный стол, два стула, один телефонный номер и всего трое сотрудников. Но было главное — Идея. И суть её заключалась в том, чтобы создать в рамках Академии наук когорту людей, которые (задолго до появления Горбачёва) мыслили бы по-новому, имели бы более открытый и широкий взгляд на внешнюю политику США и СССР, могли бы подпитывать тех в советском руководстве, кто вознамерился осуществить поворот от конфронтации к сотрудничеству. Трудно сказать, чего в этих мессианских планах было больше — наивности по невежеству или изначально просчитанного цинизма в духе «пятой колонны». Похоже, присутствовало и то и другое, если судить по тому, какие люди бродили по институтским коридорам, какие выходили через его двери в большую политику и какие вылетали из него, не вписавшись в благостный тон институтских записок, аналитических справок, монографий и прочих научных повествований о США. Помнится, приёмные экзамены в только что открывшуюся аспирантуру принимал видный историк Николай Яковлев, ставший заведующим отделом внешней политики. В институте работал также и Герман Трофименко, ставший уже в новые времена автором оппозиционных «Правды» и «Завтра».

Институт США и Канады стал питомником кадров сначала для разрядки, а затем и перестройки с её реформами, от которых до сих пор не может опомниться страна. Из арбатовских академический кущ вышло немало вольнодумцев советской поры, полудиссидентов с партбилетами в кармане и при хороших окладах, ярых западников, ставших со временем влиятельной прослойкой в советском истэблишменте. Таковы, в частности, С. Караганов, председатель Совета по внешней и оборонной политике и один из авторов нынешней скандальной программы «десталинизации», А. Кортунов, свежеиспечённый руководитель Фонда «Евразия», а в прошлом заместитель директора Института. Ну, и сам Сванидзе.

Были, впрочем, и примечательные исключения, например, недавно ушедший из жизни Анатолий Уткин, который, отдав поначалу дань иллюзиям по поводу Запада, вырос к концу жизни в прекрасного историка русской патриотической школы.

Чтобы оценить качество полемики Сванидзе, приведу один пример, не имеющий отношения к программе «Исторический процесс», но чрезвычайно характерный для его трюкачества в целом. Рецензируя некое пособие, Сванидзе вынес приговор: текст «не способствует возрастанию толерантности» в российском обществе — и сослался при этом на «крамольную» фразу: «В Советском Союзе из 70 лет его истории значительная часть приходится на годы правления, когда лидерами страны были лица нерусской национальности». Между тем фраза просто вырвана Сванидзе из контекста, в котором она имеет прямо противоположный смысл: «В некоторых аспектах «советский империализм» давал «младшим» партнерам даже большие возможности, чем западные модели. Трудно представить, например, индийца премьер-министром Соединенного Королевства, а вьетнамца — президентом Французской Республики. В Советском Союзе из 70 лет его истории значительная часть приходится на годы правления, когда лидерами страны были лица нерусской национальности». Фраза, говорящая как раз о повышенной толерантности нашего общества в советский период, была извращена Сванидзе до прямой противоположности.

За такие «умения» новая власть и ценит Сванидзе, предоставив ему за последние 20 лет сотни часов эфира.

Сергей Кургинян: генезис

Отец Кургиняна — профессор, мать работала научным сотрудником в ИМЛИ. Почти зеркальная схожесть со Сванидзе в корнях, но какая же огромная дистанция в судьбе и взглядах! Сергея Ервандовича по жизни бросало в разные сферы деятельности, что говорит как о диапазоне его дарований, так и о долгом поиске идентичности. Технарь по образованию, кандидат физико-математических наук, он становится режиссёром созданного им «Театра на досках», затем политологом и руководителем Экспериментального творческого центра. Экспериментировать долго и страстно, с полной отдачей сил, на сцене и в жизни — это похоже, его амплуа. В 90-х гг. он много печатался у Проханова, потом в газете «Слово», затем снова в «Завтра», после чего стал всё чаще появляться в различных телепередачах, откуда и был приглашён в «Исторический процесс».

И Сванидзе, и Кургинян — люди с сознанием своей миссии, с проповедническим жаром. У Кургиняна — это миссия созидания и восстановления державности, у Сванидзе — либероидной шизы с её русофобией, которая видит в нашем прошлом одну чёрную дыру, а в настоящем для России — роль горничной при цивилизованном мире.

Сванидзе мажет советскую историю сплошной чёрной краской; Кургинян, признавая весь трагизм ХХ века, видит как неизбежность, так и высокий смысл понесённых жертв. Верность Кургиняна лучшему в советском эксперименте, поклонение перед героическим и жертвенным опытом трёх поколений советских людей вызывают безусловное уважение.

Не со всем прозвучавшим из уст Кургиняна в «Историческом процессе» могу согласиться. Скажем, с его критикой Столыпина. Можно ли забывать о том, что меры тогдашнего председателя правительства при всей их жёсткости были ответом на развязанную борцами за свободу вакханалию террора, жертвами которого в империи стали тысячи людей. Сам Пётр Аркадьевич пережил одиннадцать покушений на свою жизнь, одно из которых оставило калекой его дочь, а последнее стало для него роковым. Количество репрессированных с помощью «столыпинских галстуков» и военно-полевых судов (что упоминалось в передаче) по сути равно числу невинных людей, погибших «попутно» в ходе осуществления «актов революционного насилия» (охрана, полицейские, случайные прохожие — всего около 20 000 человек до 1917 года).

В любом случае столыпинские меры по своей жестокости не идут ни в какое сравнение с тем, что с упоением творили позднее (если принять логику Кургиняна) его советские «последователи». Столыпинский «террор» — это игры смольных институток на фоне Троцкого, Свердлова, Ягоды и Ежова.

К слову, оба дуэлянта в передачах, насколько удалось заметить, тщательно избегали упоминания фамилий «героев террора» 1937 года — кроме Ежова. С чего бы это? Сванидзе, скажем, сослался на ежовские разнарядки по потребному НКВД числу арестов «врагов народа». Но он даже не заикнулся о том, что например, Эйхе, тогдашний первый секретарь Новосибирского обкома ВКП(б) и впоследствии сам «жертва сталинского террора», или тот же Хрущёв, пламенный борец с культом личности, постоянно требовали от Центра увеличения квот на «врагов». Неужто некоторые имена и фамилии не вписываются в заданный формат передачи? Иначе откуда взяться фигуре умолчания, единодушно избранной вроде бы непримиримыми оппонентами.

Кургинян и Сванидзе — антиподы, знамёна двух лагерей — левопатриотического и либерального. Кургинян служит выправлению кривого зеркала истории, косого взгляда на наше прошлое. Сванидзе яростно отстаивает своё, дарованное развалом СССР, право поносить семь советских десятилетий, подсовывать вместо них либероидный эрзац.

Кургинян льстит себя надеждой, что «Исторический процесс» побудит к действию ту часть нашей элиты, которая ещё остаётся верной тысячелетним идеалам и инстинктам России. Сработает ли? Посмотрим.

Есть одна разница между двумя ведущими «Исторического процесса», но она огромна, ибо кладёт решающие мазки в их портреты. Вы ведь сейчас живёте лучше, чем раньше, вопрошали Кургиняна его противники в одной из передач, выдвигая, по их представлениям, убийственный аргумент в пользу «сегодня» по сравнению с «вчера». «Да, я живу лучше», — отвечал Кургинян. — А народ?». В студии на мгновение повисло молчание — настолько непривычно для ТОЙ части аудитории вспоминать о народе. А я отдам всё, что имею, продолжил Кургинян, за сохранение и возрождение великой державы и человеческого существования её народа. И для Кургиняна это не пафосные слова.

Такие, как Сванидзе, за свои убеждения жизнь не отдадут. Они переменят убеждения, как только станет опасно их исповедовать или за них перестанут платить. Кургинян же остаётся верен тем клятвам, которые он давал в молодости.

Вот так и разошлись дороги двух выходцев из среды советской интеллигенции.

Между тем сегодняшняя судьба России подсказывает: если у тебя нет ничего, за что стоит умереть, то у тебя, по большому счёту, нет и того, ради чего стоит жить.

Только жертвенность многих способна сегодня удержать страну от гибели. Иного пути нет.

Аудитория либероидов

Кто только ни сидел на скамье свидетелей-экспертов на стороне Сванидзе, светочи либеральной мысли — от Венедиктова до Мирского, от Хакамады до Шумилина. И где же глас их единомышленников в цифрах голосования? Его нет, хотя то же «Эхо Москвы» утверждает, что только его радио-аудитория — миллион человек. Но аргументы Сванидзе и Ко. не работают даже на них, сторонники либералов их не слышат, а точнее, не хотят слышать. Словом, «свои своях не познаша». Сколько можно пробавляться иступлённым отрицанием всего прошлого опыта России, как советского, так и дореволюционного, да неприличным лизоблюдством перед всем западным? Народ не слеп — он понял истинную цену идеологии и практики либералов за прошедшие годы, категорически не приемлет ни то, что они сделали со страной за два последних десятилетия.

Казус Минкина

Ненависть и злоба при виде столь очевидного фиаско либералов в целом и Сванидзе, в частности, в «Историческом процессе» не могли не прорваться. И она прорвалась, причём в самом непотребном виде. Нервишки не выдержали у Минкина, который в «МК» разразился редким по хамству и наглости, абсолютно расистским куском, в котором явилось столько бессильной ярости, что оставалось только руками развести. Эта «совесть либеральной публицистики» обрушился на «Исторический процесс» в самых развязных тонах и словах. Те, кто смотрит и голосует за Кургиняна, — мухи, слетающиеся на дерьмо, заявил Минкин. «Г..», как он в дальнейшем квалифицировал весь левый спектр. «Пчёлы», то есть сторонники Сванидзе, не голосуют, потому что не смотрят эту программу.

Либеральное мурло явилось в заметках Минкина во всей своей отталкивающей сути. Они вновь показали всем, что будь их воля, они снова устроили бы народу и стране нечто очень похожее на гражданскую войну с революцией — с чрезвычайкой во главе с чекистами известного разлива, взятием заложников, массовыми расстрелами под звук работающих автомобильных двигателей, изгнанием остатков интеллигенции за рубеж.

Столь откровенный выплеск дьявольских эмоций свидетельствовал о том, что нервы у этой публики окончательно сдали. Но вся глубина пещерной ненависти Минкина и ему подобных к своим противникам, всё их презрение к народу, который их не понимает и отвергает, — налицо.

Кургинян успешно отвоёвывает для общества у либероидов наше прошлое. Задача в том, чтобы отвоевать у них настоящее и будущее России. Эта цель куда масштабней и значительней, её достижение во сто крат труднее. Но путь указан. Идти следует по нему.

Если власть не заметит ясно выраженного категорического неприятия либерализма и его адептов и всей их политики последнего двадцатилетия, не учтёт это в своей будущей политике, а попробует расценить передачи «Исторического процесса» как свою хитроумную выдумку для выпускания пара из возмущенного населения, она сильно просчитается.

Виктор Линник

Редактор газеты «СЛОВО»