Русскоязычные старики в Грозном вынуждены доживать свой век без пенсии, электричества и элементарных удобств
Проблемами стариков в России, к сожалению, никого не удивишь. Несложно представить, как тяжело приходится бабушкам и дедушкам, вынужденным существовать на нищенскую пенсию.
Нормально жить, пожалуй, могут лишь те, о ком заботятся работоспособные родственники. К сожалению, не у каждого старика они есть.
В Грозном доживают свои годы многие люди, детей и внуков которых забрала на тот свет война. А кто-то из молодых от нее просто сбежал, позабыв о пожилой матери или отце. И сейчас эти старики остались совершенно одни. Слишком далекие от чеченской культурной среды, слишком травмированные войной, чтобы бороться за свои права.
Проблемам русскоязычных стариков на Кавказе уделено очень мало внимания. В Грозном эти люди не имеют никаких досуговых или реабилитационных центров. Единственное место, куда они могут прийти, это храм. Один храм на всю чеченскую столицу.
Но есть те, кто неравнодушен к проблемам пожилых. Своими силами они пытаются сделать хоть что-то, чтобы скрасить несладкую жизнь этих людей.
«Кавказская политика» поговорила о проблемах пожилых русских жителей Грозного с координатором проекта «Поможем русскоговорящим старикам на Кавказе» Юлией Орловой.
– Давно ли вы работаете с проблемами русскоязычных стариков?
– Знаем мы об их проблемах давно. Но мы обратили внимание, что о них известно какому-то очень узкому кругу людей, и это никогда серьезно и подробно не освещалось. Этому вопросу уделялось очень мало внимания.
– Какие республики у вас в приоритете?
– Пока что мы работаем только в Чечне, непосредственно в Грозном.
Во-первых, у нас уже есть там какие-то знакомства. Во-вторых, в Чечне ситуация значительно отличается от других республик, учитывая политическую обстановку и культурно чуждое окружение.
Важно и то, что большинство из наших подопечных пережили войны, кто-то стал жертвой насилия.
К сожалению, решать серьезные вопросы в Чечне старому человеку очень сложно. Поэтому многие, кто еще в силах, пытаются уехать. Какие-то старушки уже совсем впали в отчаяние, и биться за свои права они не будут. И мы пытаемся в их последние месяцы и годы жизни проявить к ним то внимание и заботу, которого им не хватает.
Все эти бабушки и дедушки очень радуются, когда просто приходишь к ним домой и уделяешь им полчаса для беседы, интересуешься искренне, как у них дела, и даже иногда приносишь или денежку, или продукты.
У нас простой и добрый проект. Мы не хотим ни за что биться, хотя иногда приходится.
– То есть были ситуации, когда вам приходилось переходить от благотворительности к другим действиям?
– Да, такое было. У нас была одна старушка, у которой не было пенсии лет 10-15. Она жила в каких-то совершенно диких условиях. Во время войны она перевела пенсию в Москву, оформила на свою сестру, потому что в Чечне не выдавали никаких пенсий.
А поскольку она инвалид и пережила насилие и бомбежки, сидела в подвалах, то когда ей из Москвы написали письмо и спросили, жива ли она, и куда ей платить пенсию, она, конечно, не ответила. И пенсию ей платить перестали. В итоге почти 15 лет она нищенствовала и жила на подаяние.
Потом, через юриста «Мемориала», через российского уполномоченного нам удалось добиться того, чтобы ей назначили пенсию, хотя бы минималку. Но долги по квартплате у нее остались, и как с этим справляться – непонятно. Электричество она проводить боится, потому что думает, что ей тогда не хватит этой минималки на жизнь.
Есть у нас еще один старичок. Ему 57. У него нет ни пенсии, ни инвалидного пособия, хотя он инвалид. Он живет в комнате, где окна завешаны полиэтиленом. Кормится при храме. И этот человек, будучи в таком состоянии, никому не интересен.
Понимаете, это особая категория людей. Они находятся в очень тяжелых условиях, и абсолютно себя забросили. Они не пишут никаких заявлений, никуда не ходят, ничего не делают для того, чтобы улучшить свое состояние.
– У этих людей нет никаких родственников?
– Наверное, где-то они и есть. Вот этот дедушка-инвалид дал нам контакты дальних родственников из Нижнего Новгорода. Последний раз он общался с ними много лет назад, и не факт, что они помнят про него.
А есть и старушки, у которых дети, сыновья. Одна русская бабушка приезжала в храм, мы с ней там встретились. У нее двое сыновей. Живут они не в Чечне, а где-то, как говорят, в России, то есть в других регионах. Но они совершенно не думают о своей матери, и непонятно, помнят ли они о ней вообще.
К сожалению, многих бросают родственники. Многих бросили еще в войну, когда бежали. Зацепились где-то в других регионах, а вот про своих забыли. А кто-то одинок, потому что все родственники погибли.
Но нельзя говорить, что все русскоязычные старики живут плохо, это не правда. Буквально на прошлой неделе мы встретили в Грозном одинокую старушку. Пенсия у бабушки 12 тысяч, даже какой-то ремонт сотворила себе. У нее тоже двое сыновей, но они живут в Ставрополе. Оттуда поддерживают мать. Но переезжать туда она не хочет, да и не может уже. Мать к сыновьям в гости ездит, а они к ней не приезжают.
В общем, есть люди, которые живут в среднем так же, как и старики по всей России.
– Вы пробовали привлечь внимание местных властей к этой проблеме?
– Как я уже сказала, у нас проект благотворительный, следовательно, мы будем только рады эффективному взаимодействию, в том числе и с властями. Но пока мы не нашли в Грозном те «здоровые силы», к которым могли бы прийти с нашим проектом. Вероятно, когда о проекте узнает больше людей и он получит реальное развитие, это взаимодействие сложится само собой.
– Сколько русскоязычных стариков в Чечне, по вашим подсчетам, сейчас нуждаются в помощи?
– Мы проводили исследования, но точного числа даже просто русскоязычного населения, боюсь, не знает никто. Если верить переписи населения от 2010 года, то около 9000 человек живут в одном Грозном. При этом перепись 2002 года дает цифру 5300.
Если верить этим цифрам, русских в Грозном стало почти на 4000 больше. Однако мне это представляется очень сомнительным.
Еще у нас есть списки по двум районам Грозного. Один – это просто список русскоязычных (около 300 человек в каждом районе). Другой – это список нуждающихся православных христиан. В Грозном четыре района, и если использовать грубую математику, то получим 1200 человек русскоязычных.
Мы ходим по этим спискам и видим, насколько некачественно они составлены. В одном списке имена 30 человек указаны по два раза. А в списке-то всего 300 человек. Получается немалая погрешность.
К тому же списки эти датированы 2010 годом. Наверное, за четыре года многие и умерли, и уехали.
По многим адресам мы или натыкаемся на «мертвые души», или на дома, в которых живут чеченцы. Их дома легко отличить: высокие заборы, ворота, все ухоженное. На прошлой неделе мы взяли 14 адресов из списка, а нашли только двух человек.
– Эти люди по большей части пережили войны в Чечне? Или они уезжали, а потом вернулись в Грозный?
– Некоторые уезжали. Но в основном они пережили войну тут, прятались в подвалах. Многие жили в Грозном не весь период военных действий. Но знаете, даже один день войны – это уже след на всю жизнь.
Многие пережили насилие, лишились квартир. Одна из целей нашего проекта – попытаться обеспечить этим одиноким пожилым людям хоть какую-то психологическую реабилитацию. Потому что они 10 лет живут наедине со страшными воспоминаниями, они все это переживают заново. Психика у этих стариков, как вы понимаете, ни к черту.
– Русскоязычное население Грозного – это люди в основном верующие? Очень часто, когда составляются списки русскоязычных, их автоматически отмечают как православных.
– Храм в Грозном — это единственное место, где русскоязычные могут встретиться и побыть вместе. Соответственно, они так или иначе становятся людьми, которые ходят в церковь. Но я бы не сказала, что много людей действительно воцерковленных.
– Получается, что храм – это для них место встречи? У них нет другого досуга?
– Абсолютно. Пойти русским старикам некуда. И они приходят в храм, где они и покушать могут, и найти людей своей культуры, и, конечно, помолиться.
– Как в Грозном вообще обстоит ситуация с православными?
– Ну, там один храм. Нормально ли это? Не знаю. Наверное, для того количества людей, которые могут и хотят прийти именно в храм Грозного, этого достаточно.
Батюшка там очень боевой, энергичный. Он очень болеет за этих людей. В этих дебрях чеченской общественной жизни он пытается что-то выбить для них, и ему это удается.
Когда мы приезжали, он нам сказал – были бы вы тут, мы бы с вами сообразили сестричество. Ведь кого-то надо посещать на дому, делать массу дел. В общем, рук у него катастрофически не хватает. Ему одному очень тяжело.
– Кто сейчас помогает вам в осуществлении вашего проекта?
– Первоначально мы вели работу за счет правозащитного центра «Мемориал». Здесь мы начали разрабатывать эту тему и исследовать ситуацию. И сейчас выросла идея благотворительного проекта, разработка которого в рамках правозащитного центра невозможна. Поэтому мы пока работаем как физические лица.
Чтобы поставить проект на какие-то рельсы, нам, конечно, нужны финансы. И мы собираем их через сайт «Планета». Подавали заявку на президентский грант, но там нам отказали.
Изначально мы описывали проект намного шире, чем сейчас. Мы задумывали целый культурно-досуговый центр, куда бы люди могли приходить и проводить время, а также получать правовую помощь. Это им необходимо, потому что встречаются очень тяжелые проблемы, вплоть до отсутствия пенсий и какого-то ремонта аж с конца 90-х.
Сейчас про досуговый центр мы уже не говорим. Нам бы хотелось организовать хотя бы пять командировок, продуктовые передачи и обеды для нуждающихся стариков.
Материал подготовила Екатерина Нерозникова
Источник – КАВПОЛИТ