Фраза «Что-то пошло не так…», растерянно произнесенная тележурналистом, когда на экране перед зрителями загорелась и за секунды взорвалась запущенная с космодрома ракета, стала своего рода символическим выражением реакции официальных структур на процессы, происходящие в стране. Они эти процессы не только не понимают, но и воспринимают как досадное недоразумение, после которого, надо надеяться, всё вернется к исходной точке и пойдет по-старому.

Надеждам этим не суждено сбыться.

Кризис, во-первых, носит объективный характер, а во-вторых, одной из главных его причин (хотя далеко не единственной) является сама власть. Её структура, её политика, её кадровый состав и её нравы.

Преодолеть кризис, не меняя власть невозможно. А отменять самих себя власть имущие не собираются.

Разумеется, одно дело радикальная риторика, а другое — практическая политика. Теоретически можно представить себе сценарий, при котором правящие круги сами инициируют радикальные преобразования, идя навстречу требованиям и ожиданиям общества. По сути, именно этого ждали от Путина миллионы его искренних приверженцев на протяжении более чем полутора десятилетий. Но время ожидания истекло.

Отсутствие системных изменений на протяжении 2000-х годов компенсировалось ростом потребления и сменой риторики — от либеральной к патриотической. Однако после начала мирового кризиса рост жизненного уровня прекратился, а вопиющее расхождение между риторикой и практикой власти стало работать против неё самой. Не то чтобы люди в массе своей осознавали это противоречие, но они его чувствовали. В обществе стал нарастать не столько протест, сколько дискомфорт. Именно в этот момент у власть имущих был шанс исправить ситуацию, вернув себе инициативу. Но они им не воспользовались.

Всплеск патриотических настроений после присоединения Крыма дал правящим кругам очередную отсрочку, чтобы инициировать хоть какие-то конструктивные перемены сверху. Но и эта возможность была ими упущена. Время безвозвратно ушло, общественные настроения изменились.

Люди устали от внешней политики, от рассказов про Сирию и Америку, от ежедневных и однотипных репортажей с Украины. Всё это уже не работает.

Вместо того чтобы решать проблемы в реальном мире, власть пытается решить их на уровне пропаганды. Правительственные чиновники и администраторы уверены, что если очень постараться, людям можно внушить всё, что угодно.

И в самом деле, опираются они на очевидные и блестящие успехи правительственной пропаганды в недавнем прошлом. Таких триумфов за прошедшие 30 лет было по крайней мере два. Первый состоялся в начале 1990-х, когда всего за несколько лет перестроившиеся советские пропагандисты, успешно сочетая собственный опыт вдалбливания в головы граждан коммунистических идей с вновь приобретенными американскими рекламными технологиями, успешно объяснили гражданам, что всё счастье в частной собственности и капитализме. Второй был достигнут в 2000-е годы, когда с приходом к власти Владимира Путина граждане вновь поверили в благожелательную силу государства.

Успехи пропаганды в 1990-е и в начале 2000-х годов создали у многих иллюзию её безграничного могущества.

На самом же деле эффективность пропаганды определяется не применяемыми технологиями и даже не масштабом используемых ресурсов. Она должна резонировать с реально существующими в обществе настроениями и накладываться на объективные процессы. Антикоммунистическая пропаганда времен поздней перестройки опиралась на действительную усталость общества от консерватизма советской системы, накопившуюся в течение 18 лет правления Брежнева, она отражала объективное кризисное состояние экономики и социальной системы. Рецепты, которые предлагались либералами, были, разумеется, хуже самой болезни, но на тот момент для общества был важен именно произносимый ими негативный диагноз. А увидев справедливость диагноза, люди поверили и в рецепты.

Даже тот факт, что основными пропагандистами капиталистической реставрации стали те же самые люди, что перед тем всю жизнь талдычили о строительстве коммунизма, почти никого не насторожил. Всё прошло блестяще, но спустя несколько лет, когда капитализм стал практикой, а люди на собственной шкуре испытали последствия приватизации и рыночных реформ, настроения в обществе изменились. Либеральные лозунги не только перестали работать, но и начали вызывать раздражение. Примерно в это же время власть в Кремле гладко и по общему согласию переходит к Владимиру Путину, а пропагандистский аппарат получает новую установку: либерализм должен быть заменен на государственный патриотизм. Журналисты и идеологи, работающие на Кремль, даже не должны были ничего придумывать, они лишь заучили лозунги патриотической оппозиции и стали повторять их от своего имени. Оппозиция, не имевшая в своем арсенале ничего, кроме государственнической антилиберальной риторики, была разгромлена.

В 2000-е годы пропаганда вновь опиралась на низовые общественные настроения. Люди хотели стабильности. Даже если эта стабильность покупалась ценой окончательной утраты многих завоеваний прошлого. В то же время смена пропагандистской линии отражала объективно назревшие изменения в самом российском капитализме, который переходил от периода первоначального разграбления советских ресурсов к попыткам их упорядоченного использования в интересах вновь сформировавшегося правящего класса. Олигархи пытались стать настоящей буржуазией, а для этого им нужно было и настоящее государство, способное не только крышевать грабителей, но и охранять награбленное. Либеральные интеллектуалы, работавшие в пропагандистских ведомствах, получили отставку и обиженно перешли в оппозицию, но либеральные экономисты в правительстве работали как никогда активно, внедряя капиталистические отношения и нормы в практику российского общества.

Кризис, начавшийся в 2008 году, вновь изменил ситуацию. Не только потому, что постепенно подрывал благосостояние жителей страны, достигнутое в годы путинской стабилизации, но и потому, что выявил фундаментальную системную слабость самой капиталистической экономики в России.

Крупные корпорации — частные и государственные — оказались неспособны выдержать неблагоприятную конъюнктуру без поддержки государства. Неэффективность отечественной элиты, паразитировавшей на использовании советского наследия и продаже сырья за рубеж, выявилась в полном масштабе. Спасение утопающих стало делом самих утопающих. Вернее, тех из них, кто был близок к власти. Распил бюджета стал фактором обеспечения устойчивости крупного бизнеса, фактором воспроизводства. Но не экономики в целом, а именно корпоративно-олигархической элиты.

В этом смысле Алексей Навальный действительно выдвигает, сам того не подозревая, радикальные антисистемные требования. Логика коррупционного перераспределения ресурсов стала частью логики воспроизводства российского капитализма, и ликвидировать одно, не нанеся удар по другому, уже невозможно. Если бы Навальный прочитал Троцкого, то с изумлением обнаружил бы, что его лозунги — типичный пример «переходной программы», которая формально не противоречит ни принципам, ни официальным нормам системы, но, будучи реализована на практике, ведет к её разрушению или радикальному преобразованию.

Разумеется, Навальный искренне верит в капитализм и не собирается не только свергать существующий экономический порядок, но даже и радикально реформировать его. Программа Навального – это эклектичный набор мер, откровенно противоречащих друг другу, попытка построить развитое социальное государство на основе неолиберальной экономики. Однако то, что именно такая программа появилась в России конца 2010-х годов и пользуется определенным успехом, говорит само за себя. И успех Навального и нарастающие неудачи власти – это лишь разные формы проявления одного и того же кризиса, симптомы разрушительных процессов, происходящих в глубинах системы.

Власть не может ничего противопоставить антикоррупционной пропаганде Навального именно потому, что коррупция сделалась для неё органичным методом принятия решений.

Чиновники растерянно наблюдают за тем, как проверенные методы их собственных пропагандистских манипуляций раз за разом дают сбой, в то время как их противник набирает очки даже тогда, когда его позиции не выдерживают никакой критики. Они не понимают, что пошло не так.

Кризис, разрушающий построенную за последние четверть века систему, сводит на нет и эффективность пропаганды. Попытки в лоб противодействовать растущим общественным настроениям не только бесполезны, они контрпродуктивны, вызывают раздражение и работают на активизацию протеста. Пытаясь привлечь на свою сторону звезд эстрады или деятелей культуры, власть надеется, что они передадут ей часть своей популярности или авторитета, но получает обратный эффект: те, кто играет в подобные игры, сами утрачивают и популярность и авторитет. Понимая это, многие успешные люди начинают сторониться власти, держаться от неё подальше, как от чумного барака. Возникает и нарастает ощущение обреченности.

В такой ситуации успех неизменно сопутствует политикам, уловившим тенденцию и пытающимся её оседлать. Алексей Навальный – это человек, который оказался в нужное время и в нужном месте. Его популярность и влияние будут расти. Но ровно в той мере, в какой его программа и его идеология отражают переходное и кризисное состояние общества, его собственные политические перспективы ограничены задачами демонтажа существующего политического режима. Ничего позитивного и конструктивного он осуществить не сможет. Для этого понадобятся другие политические силы.

Новые политические движения, которые ещё предстоит сформировать по ходу кризиса.

Задача и ответственность левых состоит в том, чтобы, не прекращая ни на минуту критику действующей власти и существующего порядка, предложить обществу привлекательную стратегию перемен, не сводимую к популистским обещаниям. Спрос на такую стратегию будет расти тем больше, чем более очевидным станет неминуемость краха нынешнего порядка.

Источник – Рабкор.ру