5 июля умерла Ирина Ратушинская. Не знаю, могу ли отнести ее к сонму великих писателей и поэтов – это все-таки очень обязывающее титулование, с употреблением которого многие (увы, я тоже) перебарщивают, и Ирина Борисовна, человек скромный, сама бы смутилась от подобной похвалы. Выдающейся – да, была. Заслуженный работник культуры России – этого даже звучащего казенно, скрипящего словно песок на зубах звания она от родного государства так и не получила, но этим заслуженным работником она являлась.
А вот Русским Человеком она была, вне всякого сомнения, великим. Отсидевшая несколько лет в мордовских лагерях, она принадлежала к тем диссидентам и правозащитникам, о которых у нас не любят вспоминать: православным патриотам. Бородин, Огурцов, Осипов, Ратушинская, Шафаревич. Почему не любят? Потому что уж очень сильно они ломают удобную основным бенефициарам позднесоветской, а теперь и российской действительности схемы, в которой «либералы» воюют с Системой, а иным места не предусмотрено. Ратушинская, выйдя на свободу в 1986 году, лишний раз показала, почему она и ее товарищи так неудобны. Ее выпустили благодаря активному вмешательству западных политиков, а она взяла и отказалась работать против своей страны, и в дальнейшем еще не раз последовательно отказывалась. Разорвала в клочья шаблон «диссидент – всегда русофоб и наймит Запада», который в случае с диссидентами либеральными был и остается верен, увы, практически всегда.
И до самой смерти она не отступала от своих принципов и убеждений, странных и архаичных по нынешним паскудным временам. Вот строки из ее интервью двухлетней давности:
Например, кто эти защитники Новороссии, которую бомбят сейчас, откуда они взялись, такие смелые замечательные люди, которые пытаются (несмотря на то, что, по-моему, они неудобны что нынешним российским, что нынешним украинским властям) противостоять злу? Посмотрите, как этих людей народ поддерживает! Что это за характеры…
Так говорила неудобная Ратушинская о неудобной Новороссии. А еще она была сценаристом одного из самых добрых и светлых, несмотря на милицейско-следовательскую направленность, сериалов современной РФ – «Приключения Мухтара».
О смерти Ирины Борисовны горюет в основном Фейсбук. Пара-тройка новостных сайтов дали скупые новостные заметки с биографической справкой и характерными заголовками вроде «Умерла сценарист «Мухтара» – это ведь самое безопасное и вообще единственное, что можно о ней сказать. Ни о каком внимании властей говорить, разумеется, не приходится. Полностью повторяется февральская ситуация с кончиной Шафаревича.
А днем ранее умер Даниил Гранин. Писатель выдающийся, вполне, как и Ратушинская, достойный звание «заслуженного» (но он как раз формальными, а не публицистическими титулами и наградами был не обделен, напротив, завален и обласкан). Вот только запомнился Даниил Александрович в последние десятилетия в основном не писательскими достижениями.
В октябре 1993 года он подписал «письмо 42», позорнейшее пятно на репутации русской интеллигенции. Все, кто подписал эту дрянь, умерли в тот же день – в метафизическом, духовном и идейном смысле, как светочи и печальники о разумном, добром, вечном, слезинке ребенка и том, как нам обустроить Россию. А физически, как обычные грешные (с того дня еще более грешные) люди – многие жили еще долго, а кто-то живет до сих пор, и каждого, когда уходит, по-христиански жалко – как жалко любого умершего, о котором не говорят по телевизору. Конечно, Астафьева, Бориса Васильева, Лихачева, того же Гранина из-за одних только их злосчастных подписей под гнуснейшей цыдулкой вычеркнуть из русской истории и культуры не получится, и не надо. Но и забыть эти подписи, воспринимать «яко не бывшие» получается с трудом.
К сожалению, отметился Гранин не только этим. Например, он раздавал интервью с такими перлами:
“Я склоняюсь… к мысли, что, может быть, и не нужна Великая Россия. Но это надо как-то понять. А никто не хочет осмыслить это до конца. На мой взгляд, можно вести речь о достаточно самостоятельном существовании северо-западного региона: Петербург, Новгород, Псков, Карелия. Ведь любая геополитика должна в конце концов определяться благополучием населения. Легче будет жить людям – или труднее? Вот в чем критерий. Мне кажется, что в этом случае жить будет лучше. И экономически, и политически…”
“Я считаю, что необходимо как можно скорее предоставить Чечне независимость! Независимость Чечни очень важна для России и для Петербурга… Думаю, получив максимально независимый статус, Петербург смог бы наконец реализовать свой главный потенциал. Дело в том, что международную “конвертируемость” Петербурга обеспечивают не его промышленность и даже не наука, – а его культура. Именно в ней заключается уникальность нашего города, его отдельность. Мне иногда говорят: “Вы что же, хотите превратить город в музей?” А я думаю, что в этом заключается прямой экономический расчет: спрос на культуру, на искусство во всем мире сейчас таков, что мы можем за счет этого спроса жить и процветать. Так существует Флоренция, так существует Париж, в конце концов! Так может существовать и Петербург”.
“Петербуржцам необходимо постараться осознать необходимость своего политического обособления от России. На мой взгляд, это очень увлекательная идея! Думаю, в обсуждении ее могли бы принять участие и Географическое общество, и некоторые петербургские политики. Было бы хорошо, если бы в Петербурге возникло общественное движение, которое бы сформулировало и поставило перед собой такую цель. Я думаю, это движение вызвало бы интерес и в Москве – среди столичной интеллигенции. Быть может, идея петербургской независимости заставила бы Москву образумиться… Повторяю: петербургская свобода нужна не только нам, она нужна России в целом”.
Гранин постоянно, прямо или намеками, возвращался к теме, что Ленинград надо было сдать немцами. А его твердое убеждение, что финны никакого вреда городу на Неве не нанесли и вели себя благородно и по-рыцарски, стало чуть ли не главным моральным аргументом сторонников мемориальной доски Маннергейму.
О смерти Гранина написали и рассказали все СМИ и помногу. Конечно, не обошлось без президентской телеграммы родным и близким. Похоронят писателя с помпой, возможно, с участием кого-то из первых лиц государства; Санкт-Петербурга – так уж точно.
А ведь аналогичная ситуация была ровно три года назад. В середине июля с интервалом в несколько дней умерли художник Павел Рыженко и не нуждающаяся в лишних представлениях В.И.Новодворская. Рыженко – заслуженный художник РФ, причем даже и звание соответствующее имел. Один из лучших наших живописцев современности. Его великолепные, пронзительные картины из русской истории видел почти каждый, пусть далеко не все знают имя автора. Живописец-патриот, живописец-подвижник, живописец-мыслитель, он пропускал все великое и многострадальное русское прошлое и настоящее через себя, переживал всей душой за Новороссию (а еще до начала донбасско-украинских событий рисовал офицера для своей картины «Стоход» с Игоря Стрелкова), оттого и сгорел совсем молодым, в 44 года. О его смерти писали, наверное, чуть больше, чем нынче о смерти Ратушинской. Ни о каких соболезнованиях из Кремля речи, разумеется, не шло, самым высоким чиновником из тех, кто нашел пару скорбных слов, был, кажется, начальник управления культуры Министерства обороны Антон Губанков, честь ему и хвала за это. В Кремле, подозреваю, и не догадывались о существовании Рыженко, не по чину небожителям знать о каком-то там художнике-патриоте, имеющем чудаковатость рисовать полотна на тему русской истории и печалиться о Донбассе, который торжественно и грозно обещали в начале марта защитить от необандеровцев, да как-то быстро забыли о данном пафосном обещании. Но есть же какие-то советники по культуре, за что-то же им деньги платят? А за то и платят – чтобы старательно не помнили о таких, как Рыженко, и другим рекомендовали не вспоминать.
Кем была Новодворская, умершая за четыре дня до Рыженко, лишний раз напоминать не надо. Она была пламенным, профессиональным, всю жизнь отдавшим этому делу русофобом, и существуй звание «Заслуженный русофоб РФ», она, несомненно, получила бы его первой, несмотря на жесткую конкуренцию (впрочем, неформально оно существует и приносит отличные дивиденды обладателям). Как ни зло это прозвучит, смерть Валерии Ильиничны от сепсиса была в чем-то символичной – гной всегда был основой составляющей ее субстанцией. Но – хотя почему же «но»? безо всяких «но», дело закономерное – в ее случае на телеграммы соболезнования расщедрились и президент, и премьер. Что сказал президент, кремлевский сайт не сообщил, а вот слова премьера известны: «Она была ярким, неординарным человеком, талантливым политиком, публицистом. Многое сделала для становления демократии в нашей стране, активно занималась правозащитной деятельностью и никогда не боялась отстаивать свою точку зрения. За это её уважали единомышленники и оппоненты».
В этот день граждане РФ окончательно осознали истину, о которой смутно догадывались и раньше. Что нужно сделать для России, чтобы после смерти о тебе скорбели на самом верху? Ее, Россию, нужно ненавидеть.
А вот когда в 2015 году с интервалом в две недели ушли из жизни Борис Немцов и Валентин Распутин, такого вопиющего контраста не получилось: все-таки слишком уж велик калибр Валентина Григорьевича, чтобы его посмертно можно было казнить молчанием. Конечно, о Немцове говорили скорбели на порядок больше, однако все-таки родным Распутина президент телеграмму прислал, и отпевание провел сам патриарх в Храме Христа Спасителя. Отпели – и забыли. За два с лишним года Немцова наши высшие чиновники публично вспоминали не раз, а Распутина – ни разу.
Печальна участь страны, не ценящей лучших своих людей при жизни. Вдвойне печальна – той, что не может их достойно оценить даже после смерти.
Станислав Смагин
Источник – АПН