Выступление на круглом столе сайта “Товарищ” и Русского общенародного движения, 2007 год

На нашем первом семинаре, «Национализм и демократия», мы сошлись на следующем определении или, лучше сказать, описании национализма. Национализм — это приверженность (любовь, симпатия — неважно) к своему народу и своей стране. Такая, что она явственно превышает — у людей, придерживающихся националистических убеждений — их приверженность к другим народам и к другим странам. То есть это выбор в пользу своего народа и своей страны, или, если угодно, обычный коллективный эгоизм, по форме очень напоминающий коллективный эгоизм семьи, внутри стен которой пропадают конкурентные отношения, свойственные рыночной экономике и включается элементарная семейная солидарность — вне зависимости от того, построена семья иерархически или эгалитарно. Она может быть построена по-разному, но в ней есть эта солидарность. Внутри семьи есть представление о справедливости, и при этом семья как коллектив противопоставляется членами семьи — как большая ценность — всему, что за ее пределами. Я в этой связи очень люблю цитировать Ле Пена: «Я люблю дочку больше, чем племянницу, французов — больше, чем немцев».

Всё это я сказал для того, чтобы ввести одновременно категории справедливости и солидарности, и при этом показать естественность для любого человека такого довольно мягкого национализма. Я употребил слово «мягкий», потому что национализм можно понимать более жестко. Мы знаем почти тоталитарные определения национализма, когда человек говорит, что нация — это всё, а мы — ничто, что ради нации человек должен быть готов на всё. Я не сказал этого. Я сказал, что мы сошлись, как в консенсусе, на мягком национализме. То есть на приверженности своим народу и стране больше, чем чужим народам и странам.

Теперь — социализм. Существует не одна модель социализма. Но, видимо, наиболее классической и самой мягкой из них — как мы говорили о мягком национализме, здесь мы говорим о мягком социализме — являются так называемые базовые ценности, принятые социал-демократами. Я вовсе не сказал, что социал-демократы — это образец левых взглядов, я только сказал, что базовые взгляды социал-демократов представляются мне наиболее точным описанием минимальной модели социализма.

Можно говорить об историческом характере этих взглядов — они все, в конце концов, восходят к немецкому философу-кантианцу Фризу и к его ученику Леонарду Нельсону, который стал в 1920-е годы идеологом одного из направлений немецкой социал-демократии. Потом эти взгляды были приняты сначала немецкой партией, а затем и другими социал-демократическими партиями, шведы внесли еще одну мысль, — всё это неважно, потому что сегодня это уже нечто сделанное.

И сегодня это всего две простые идеи. Сторонники социализма считают всех людей равноценными — не равными, а равноценными. И, исходя из этого, придерживаются трех базовых ценностей: свободы, справедливости и солидарности. Как вы понимаете, эти ценности могут довольно по-разному трактоваться.

О свободе я здесь говорить не буду — мы говорили о ней на нашем прошлом семинаре «Национализм и демократия». Понятно, что здесь идет речь о нескольких достаточно разных вещах. С одной стороны, о политических и гражданских свободах для народа внутри страны. А с другой стороны — о свободе народа, то есть о суверенитете, о свободе от оккупации, о праве бороться против оккупации.

Но сейчас меня интересуют справедливость и солидарность. Вернусь немного назад. Свобода как суверенитет уже соединяет идеологию социалистического типа с идеологией националистического типа. Свобода как суверенитет уже является естественной составляющей представлений о национализме.

***

Как националистическое мировоззрение должно относиться к мировоззрению социалистическому? Я думаю, что национализм есть естественное рамочное ограничение социализма.

Что такое солидарность? Это единство ценностей и действий людей внутри каких-то рамок. То есть солидарность может пониматься как классовая, всемирная, гуманистическая, интернациональная. Солидарность может быть понята и как национальная солидарность. То есть как единство соотнесения друг к другу людей, принадлежащих к одной нации. А если эта нация является нацией-государством, то и к одной и той же стране.

И в этом смысле мне кажется, что естественной моделью синтеза социализма и национализма является ограничение социализма национальными рамками, то есть принятие ценностей справедливости и солидарности внутри рамок национальной солидарности.

Из этого вовсе не следует, что мы обязаны ненавидеть представителей иных народов и других стран. Это значит всего лишь, что нам, как националистам, интересы наших соотечественников и сородичей важнее, и мы постараемся построить для них внутри страны солидарное и справедливое общество.

Что значит «справедливое»?

Справедливыми, наверное, надо считать такие общественные отношения, когда результаты, продукты деятельности и ресурсы делятся либо поровну, либо по вкладу участников в процесс деятельности. Эти две модели вполне совместимы, потому что если вклады участников деятельности учитываются как некоторые коэффициенты, то можно представить себе справедливость как распределение поровну с весами. Но это обычно в любой дружеской фирме, кооперативе, где говорят: «Ребята, мы делим доходы поровну, плюс 15% тому, кто принёс этот контракт, плюс 15% тому, кто привлёк кредит. Ну, нормально всё, всё по-честному, да?» Мне кажется, что справедливость именно эту логику «распределения по-честному» и имеет в виду.

Вторая сторона справедливости — это компенсация слабым. Потому что если мы считаем всех участников сообщества равноценными, то мы считаем ценными не только тех, кто вносит значительный вклад в совместную деятельность. Поэтому можно считать, что распределение по справедливости имеет два передела. Условно говоря, мы делим продукт на две половины, где первую половину делим поровну, исходя из равноценности всех — потому что каждый участник нашего сообщества имеет право на жизнь, а вторую половину — по труду, потому что, естественно, заслуги должны вознаграждаться: не только непосредственный труд, но и кредиты, и прошлые заслуги, и многое другое, что в данной культуре учитывается как заслуги данного деятеля.

Собственно, ничего большего в идее справедливости нет.

И в этом смысле — итоговая формула. Любить себя приблизительно так, как участников своего сообщества или немного больше, чем участников своего сообщества. Я думаю, вторая формулировка более реалистическая, поскольку она не требует от участников сообщества тотальной, тоталитарной самоотдачи.

Солидарность оказывается просто рамками сообщества, и в этом смысле национально ориентированный социализм, или социализм внутри нации — это принятие национальной солидарности, принятие всех членов нации (а если есть государство, то всех членов нации-государства) как равноценных, и справедливое распределение внутри сообщества нации-государства, похожее на распределение в контактных малых группах, несмотря на то, что нация-государство явно является воображаемым сообществом, то есть сообществом, где люди друг с другом лично, как правило, незнакомы.

И в этом смысле идеология нынешней социал-демократии, если из нее выбросить все глупости про политкорректность, интернационализм, права сексуальных меньшинств, поощрение миграции и всякие прочие, противоречащие здоровому консерватизму и национализму, вещи, — такая социал-демократия оказывается естественным образом совместима с мягким здоровым национализмом.

А совместим ли с мягким здоровым национализмом мягкий либерализм? Это тема другого разговора, но вполне очевидно, что жесткий либерализм, в котором отсутствует принцип равноценности, а есть только принцип, как максимум, равенства прав при распределении результатов исключительно по заслугам, причем рассматриваются только рыночные заслуги, с национализмом несовместим. А ведь это еще средней жесткости либерализм. Может быть и либерализм, вообще не признающий равноправия, — либертарианство, например.

Во всей этой ситуации мне кажется, что очищенная от космополитизма и политкорректности социал-демократия является естественным дополнением к национализму. При этом социал-демократию я здесь трактую как мировоззрение, признающее рынок и частную собственность, но с уравновешивающими механизмами, которые привносят справедливость.

Можно эту мысль выразить чуть-чуть подробнее.

По большому счету, социал-демократическая политика, безотносительно к национализму, — это политика, когда рынок ограничивается. Регулирующая роль — у государства, направленная на следующие функции: государство должно поддерживать собственность, поддерживать конкуренцию, гарантировать договоры, — это нормальные либеральные функции. Собственно социал-демократические и дирижистские функции: проводить промышленную и структурную политику, потому что структурную политику рынок осуществить не может; поддерживать инфраструктуру — то есть, в наших условиях, энергетику, транспорт и связь; контролировать невозобновимые ресурсы — не обязательно в форме собственности, но контролировать, поскольку они являются общим благом. И осуществлять политику инвестиций в будущее, то есть в научно-технический и гуманитарный прогресс, и инвестиций в человека — то есть, в конечном счете, в науку, образование, здравоохранение и так далее.

И это понятно — потому что если мы считаем, что все люди имеют право на жизнь — внутри рамок национального государства, то есть не иностранцы — то мы гарантируем права детей, инвалидов, людей, не работающих по уважительным причинам. Но, с другой стороны, мы даем рыночную свободу и позволяем тем, кто работает лучше, в предпринимательском или трудовом смысле, получать соответственно большую долю. Но при этом мы гарантируем общие блага, и в этом смысле вкладываемся в науку, здравоохранение, образование и так далее.

Можно ли приложить формулу Ле Пена к субъектам экономической деятельности? Можно ли сказать, что экономическое предприятие национального большинства мне ближе, чем предприятие национального меньшинства, а предприятие национального меньшинства моей страны мне ближе любого экономического предприятия иностранного подданного?

Я думаю, что это тривиально это так, но надо уточнить понятия «национального меньшинства» и «иностранного подданного».

Первый смысл этого утверждения, который однозначно выводится из сказанного — наш национальный капитал мы должны поддерживать в противовес их иностранному капиталу.

Национальный капитал по определению олигархическим быть не может. Национальный капитал — это не просто капитал, собственниками которого являются мои сородичи и соотечественники. Это капитал, который работает на нацию. То есть в нынешней экономической структуре общества — это капитал:

1) работающий на внутреннем рынке;

2) экспортирующий продукцию с высокой долей добавленной стоимости, а не сырье;

3) импортирующий технологии, а не потребительские товары.

Потому что капитал, экспортирующий сырье, и капитал, импортирующий потребительские товары, экономически работают против своего народа. Поэтому вывоз сырья должен служить общему благу и в нормальной ситуации должен контролироваться обществом — в лице государства или в каких-то иных формах. А импорт должен регулироваться некими общими законами. Импорт должен в первую очередь заниматься импортозамещением, он должен покупать технологии.

Тут вопрос тонкий. Конечно, если национальный капитал слаб, иногда государство может поддержать импорт потребительской продукции, чтобы облегчить жизнь потребителям в своей стране, чтобы они не покупали слишком дорогую продукцию у национальных производителей.

Иногда оно скажет: «Братцы, подтянем ремни, но всё-таки будем дороже покупать у наших, потому что через десять лет это приведет к тому, что всё станет дешевле, но будет наше». Это вопрос тактики, который должен решаться общественной дискуссией.

Ясно одно: что продавцы сырья за границу и ничем не ограниченные оптовые покупатели потребительских товаров за границей — это не национальный капитал, даже если они в наших условиях чистокровные славянские русаки, которые на каждом перекрестке ругают хачей и жидов и платят деньги националистическим партиям.

Во всем мире экспорт сырья разрешается частному собственнику, только если он имеет государственный менталитет. Частники и в самом деле контролируют в англо-американской модели сырье, но если партия скажет: «Надо!» — любой Shell ответит: «Есть!» круче советского комсомола. А в Европе вообще предпочитают, чтобы нефть и газ контролировались непосредственно государством.

Раздолье частнику — на внутреннем рынке, в особенности — на мелком внутреннем рынке. Бог в помощь! И нам же удобнее, когда много продавцов, много покупателей, много конкуренции.

Если иностранец, этнический, скажем, американец строит свой завод на территории моей страны, обещает не пользоваться трансфертными платежами, оставляет большую часть прибыли на территории моей страны, продает значительную часть своей продукции на территории моей страны, платит все налоги — он национальный предприниматель, хотя этнически — не наш. Но он экономически обрусел. И, как я уже говорил, любой русак легко становится иностранной сволочью в том случае, если он не соответствует национальной экономической политике.

***

Я пока не касался здесь отношений труда и капитала, которые являются результатом расстановки сил, результатом общественной солидарности, результатом общественного договора.

Идеалом являются, конечно, трехсторонние комиссии, фрактально, снизу доверху: от федеральной трехсторонней комиссии при правительстве до производственного совета на каждом предприятии. При понимании, что все мы — русские, и мы можем договориться.

В этом смысле я, как и Рогозин, и Савельев — сторонник солидаризма, а не чистой социал-демократии. Солидаризм — это когда уступают обе стороны, это не политика односторонних преференций национальному капиталисту от трудящихся.

Такие преференции могут быть, но только с санкции государства, временно и для общего блага в достаточно близком будущем. Если б не соврал Ельцин, что через полтора года станем жить лучше, тогда наши олигархи были бы нормальными национальными капиталистами.

Теперь меньшинства. Меньшинство меньшинству рознь. Возьмём нашу страну. В ней есть, к примеру, такое меньшинство, как татары. Татары — этнически другой народ, и формально, конституционно, они являются типичным национальным меньшинством, — но это братский народ. За единственным исключением фундаменталистской религиозной секты неоваххабитов, которая пытается поссорить татар с русскими. И в этом смысле я полагаю, что национальный капиталист-татарин ничем не отличается от национального капиталиста-русского. И они нам одинаково близки.

Есть и меньшинства, вполне коренные — я имею в виду наших кавказских братьев, в особенности вайнахов, я имею в виду часть моих сородичей-евреев, настроенную русофобски и склонную развивать в сфере медиа-капитала глубоко русофобскую и вызывающую у русских «комплекс вины» политику, — они ведут себя как иностранцы, как враги, хотя формально это — коренные народы, во многом уже обрусевшие. Ведь при всей враждебности к русским, они уже давно друг с другом по-русски разговаривают.

Пошли дальше.

Диаспоры миграционных меньшинств заведомо являются иностранцами. Им нужно проделать большую работу по убеждению коренного народа в том, что они ему дружелюбны, чтобы мы сочли их национальным капиталом. Это возможно. Некоторые азербайджанские сообщества начинают вести себя умно — я имею в виду, например, «Азеррос». Но пока этот процесс — в самом начале, и сегодня мы имеем национальную солидарность мигрантских диаспор, очевидно враждебную русскому национальному большинству, а поэтому такие диаспоры сегодня — такие же, как иностранцы, а во многом даже хуже иностранцев.

Изложенные здесь взгляды близки некоторым социал-демократическим партиям. Это — националистические партии, которые при этом являются социал-демократическими и входят в Социнтерн. Характерный пример — армянская партия «Дашнакцутюн», израильская партия «Авода», ирландская партия «Фине Гэл».

Это совершенно типичные социал-демократические партии, но благодаря тому, что эти партии действуют внутри народов с остро выраженным национальным сознанием, народов, склонных к национализму, народов, внутри которых космополитов, мягко выражаясь, не поймут, — эти партии позволяют себе быть националистическими. Хотя ту же «Аводу» правые в Израиле называют национальными предателями, плохими националистами, но если послушать типичного израильского социал-демократа — с точки зрения представлений о политкорректности и интернационализме, которые распространены у нас или у французов, он — типичный «русский фашист». Только хуже. При том, что он сильно мягче рассуждает о палестинцах и вообще об арабах, чем его правый оппонент из сионистов-ревизионистов «Ликуда».

Да, наши собратья-латыши — у них такая замечательная социал-демократия, многие лидеры которой очень любят рассуждать о грязных русских с водкой и воблой.

Исраэль Шамир, говорит очень правильно, и давно это говорит, уже почти двадцать лет: «Вот интересно, почему-то Израилю разрешают иметь идеологию такую, как у газеты «Завтра», а русским разрешают только такую идеологию, как у Гусинского было на НТВ». Действительно, странно.

Есть чудесный анекдот, который многое проясняет в ответе на этот вопрос. «Что общего и какая разница между сионизмом и марксизмом? Ответ: И то, и другое придумали евреи. Но сионизм для себя, а марксизм — для всех остальных».

В этой шутке доля правды зашкаливает. Потому что социал-демократию выдумали евреи. Евреи, как национальное меньшинство, имели проблемы в тех странах, где они жили: в Германии, во Франции, в России, в Австро-Венгрии. Поэтому евреи проводили политику поощрения всех меньшинств, полагая, что это гораздо удобнее, чем просто ассимилироваться и стать честными немцами или австрийцами.

Социал-демократия давно перестала быть еврейской игрушкой. Эсдеки давно стали массовыми партиями коренных народов. Но заложенные в нее исходные идеи стали восприниматься, как «мама сказала, в бидоне». Как некоторые предания старцев. В результате, основная часть европейских социал-демократических партий настроена к национализму резко отрицательно. В этом я вижу их большую ошибку.

Современное национальное государство — на сегодня единственный инструмент социальной справедливости. Современное национальное государство — на сегодня единственный инструмент борьбы против нового всемирного «огораживания», против глобализации. И как без национализма, то есть идеологии поддержки государства-нации, бороться за справедливость, я не знаю.

Более того, сегодня в нашей стране могут иметь перспективы только социально ориентированное национальное движение и, соответственно, только национально ориентированная социал-демократия.

Виктор Милитарев

Источник – АПН