Что подумает обычный житель европейской части России при слове «Камчатка»? Скорее всего, его первой мыслью будет: «Там очень холодно». Второй мыслью будет «Это очень далеко». Не особо эрудированные могут спросить: «А это что, Россия?» Особо эрудированные могут вспомнить про оленей, красную икру ложками и разницу в часовых поясах. Весьма немногие скажут, что это очень красивый край с удивительной природой. И этим будет сказано далеко не всё.

В 2004 году на федеральном уровне заговорили о программе добровольного переселения соотечественников за рубежом. Московские чиновники тогда утверждали, что основным принимающим регионом должен стать именно Дальний Восток, как наименее населённая часть страны. Тогда же в местных периодических изданиях нескольких субъектов ДФО появилась статья одного социолога из дальневосточного отделения РАН. Большая часть статьи касалась критики разрабатываемой программы, а остаток был посвящён проблемам собственно Дальнего Востока. Автор статьи выделил три основные стратегические проблемы Дальнего Востока. Транспортную, энергетическую и проблему информационной блокады.

Много ли людей в Москве знают о затяжной камчатской зиме с её многодневными буранами? Об узких горных дорогах и о тихих микрорайонах, лесенками спускающихся по склонам? О городах, утопающих в зелени, и посёлках, рассчитанных на месяцы автономного существования? О влажном морском ветре и о чистой родниковой воде? О небольшом островке жизни, затерянном где-то между бескрайним морем и бескрайним лесом? Практически, ничего. А ведь такая она и есть, обратная сторона Русской Карты.

Для начала, давайте разберёмся вот в чём. Все знают, что 2/5 территории нашей страны входят в так называемый Дальневосточный федеральный округ. Некоторые люди говорят о том, что выделение этой территории в отдельную административную единицу вообще нецелесообразно, потому что на ней проживает всего 5% населения, а в масштабе экономики страны это капля в море. Предлагают объединить с Сибирью и воссоздать советский Сибирско-дальневосточный экономический округ. И это логично, если исходить из модной ныне «экономической целесообразности». Но если отвернуться от банковского сейфа и повернуться лицом к людям, то вдруг выяснится, что внутри гипотетического ДФО, нас самом деле, находятся три абсолютно разных региона. Первый – ДВ-Юг. В него входят Амурская область, Хабаровский и Приморский края, Сахалин и Курилы. Второй – ДВ-Север. В него входят Магаданская область, Камчатка и Чукотка. Наконец, особняком стоит Республика Саха (Якутия). Эти три региона отличаются друг от друга и природно-климатическими условиями, и инфраструктурой, и уровнем доходов жителей, и, самое главное, образом жизни и менталитетом.

ДВ-Юг – это жаркое лето и холодная зима. Летнее Приморье неотличимо от летнего Крыма. Зато зимнее сравнится с зимним Ямалом. ДВ-Юг имеет железнодорожное сообщение. Как внутреннее, так и с западной частью России. Его энергетические мощности объединены в некое подобие сети. Это самая населённая часть ДФО. Здесь есть города с населением 500–600 тысяч человек, есть тяжёлая промышленность. Образ жизни приближается к образу жизни европейской части страны. При всём при этом, ДВ-Юг – это самая бедная и неблагоустроенная часть ДФО. Немалая часть его населения – это потомки ссыльных. Это делает ДВ-Юг достаточно криминогенным и заставляет жителей относиться к жизни несколько настороженно. И это не мои выдумки. Мне приходилось общаться с людьми оттуда, сменившими впоследствии место жительства. Если интересно, почитайте городские форумы, скажем, Комсомольска-на-Амуре или Хабаровска.

ДВ-Север имеет достаточно мягкий климат для своих широт. Прохладное лето компенсируется тёплой сухой осенью и относительно тёплой зимой – сказывается влияние Тихого океана. Зима затяжная, многоснежная. Территория преимущественно горная. Густая речная сеть. Железной дороги нет ни в каком виде. Связь с большой землёй только морем и воздухом. Энергетика полностью изолирована. Рацион жителей почти на половину состоит из того, что может дать океан. Эта часть ДФО – самая малонаселённая. Количество населённых пунктов в субъектах исчисляется десятками, между ними немалые расстояния. Важно отметить, кто населяет этот регион. Репутация «большой тюрьмы» – отголосок 40-х – 50-х годов, второй волны сталинских репрессий. Именно тогда Магадан, Колыма и Чукотка приобрели свою печальную известность. Уже в 60-е годы всё это «хозяйство» было плавно свёрнуто, и залогом развития региона стала советская система распределения и длинный северный рубль. Камчатка же была вольной всегда. Люди, жившие здесь в 50-е – 60-е годы, говорят, что это было самое интеллигентное место во всём СССР. Специфический менталитет жителей в большой степени формируется замкнутостью территории.

Якутия – отдельная история, мне, по большей части, неизвестная. Поэтому врать не буду. Я знаю лишь, что летом там жара плюс 40, зимой холод минус 50. Юг имеет железную дорогу, север её пока ждёт. В политике региона преобладают националистические настроения титульной нации, экономика целиком ориентирована на добычу и экспорт минеральных ресурсов. Всё это ставит Якутию посередине между ДВ-Севером и ДВ-Югом. А зреющие там не один год сепаратистские настроения местной элиты не позволяют ей приблизиться ни к одному из них.

Теперь, когда мы с этим разобрались, давайте-ка подумаем, какой именно «Дальний Восток» имеют в виду федеральные министры в своих многочисленных заявлениях по поводу проблем и перспектив развития? Правильно, южный. Все разговоры о чрезвычайно низких доходах населения, о всеобщем желании уехать куда подальше, о китайцах, выглядывающих из-за каждого угла, о целых городах, живущих торговлей подержанными японскими машинами и провозом китайского барахла через границу, о неподъёмных тарифах на авиабилеты и повальной преступности – всё это относится к ДВ-Югу. ДВ-Север озабочен совсем другими проблемами, но они никого не интересуют, и о них не говорят с высоких трибун, поскольку на их решении не заработаешь крупного политического капитала. Возможно, это кого-то удивит, но когда по телевизору говорят о том, что Правительство разработало новую программу для поддержки Дальнего Востока, камчатские телезрители возмущённо восклицают: «А мы? О Дальнем Востоке позаботились, а нам шиш?» Смешно? Но это так и есть. И это не моя фраза, такой комментарий отпустил один мой знакомый, когда объявили, что на Дальний Восток будут бесплатно доставлять автомобили российского производства. Почитайте пару Федеральных целевых программ, касающихся Дальнего Востока, какие конкретные территории там оговариваются? Всё та же Амурская область. Всё тот же Хабаровский край. Всё то же Приморье. Очень редко, в особых случаях – Сахалин. Камчатка с Чукоткой – практически никогда. Только как «и другие субъекты ДФО». Диво ли, что уже и жители этих самых «других субъектов ДФО» не ассоциируют себя с «Дальним Востоком» и не ждут предназначенной ему поддержки.

Что же такое Камчатка и чем она была с самого начала?

Освоение Камчатки русскими началось в 1698 году, когда казачьим пятидесятником Владимиром Атласовым был основан Верхне-Камчатский острог неподалёку от нынешнего села Мильково. В 1740 году, во время Второй Камчатской экспедиции под руководством Витуса Беринга и Алексея Чирикова, был основан Петропавловский острог – будущий город Петропавловск-Камчатский. В скором времени он стал административным центром полуострова. Долгое время Камчатка входила в состав Сибирской губернии. Потом в состав Хабаровского края. Некоторое время была самостоятельной административной единицей, а потом снова вошла в Хабаровский край. Российский Тихоокеанский флот то приходил в Петропавловск, то уходил, в зависимости от поворотов политики Санкт-Петербурга. Были и героические моменты, такие как оборона 1854 года – единственная успешная военная операция для России в Крымской войне. И всё это, безусловно, интересно, но не самое важное. Самое важное то, что Камчатка всегда была больше открыта для заграницы, чем для собственной страны.

Отношения Камчатки с центральной властью очень сильно корректировались её страшной удалённостью от столицы. До открытия Суэцкого канала в 1869 году дорога из Санкт-Петербурга в Петропавловск-Камчатский занимала больше года. Неважно, через Сибирь, вокруг Евразии или Северным морским путём. В то же время, от Камчатки было рукой подать до Америки, Японии и Китая. Богатейшая природа Камчатки позволяла ей не зависеть от внешних поставок продовольствия. Основным топливом и строительным материалом тогда был лес, а его на юге полуострова было в избытке. Проблемой были товары промышленного производства, в том числе оружие. Снабжение из западной части Российской Империи регулярно давало сбои. Проблему, естественно, решила торговля. По этой причине, собственно, административный центр Камчатки и был перенесён в Петропавловск. Потому что город находился на берегу бухты, которую до сих пор все мореплаватели мира считают самой удобной для стоянки судов.

Все триста лет в составе России Камчатка была хозяйкой самой себе. Конечно, до определённых пределов, но тем не менее. Когда Санкт-Петербург отбивался от всей Европы драконовскими пошлинами, Петропавловск-Камчатский свободно вёл торговлю с Америкой. Когда российский император точил зуб на японского, в Петропавловске-Камчатском постоянно жили и работали несколько сотен японцев. Эту ситуацию не изменила и революция. Кстати, в 1917 году, когда на Камчатку пришли новости о государственном перевороте, Петропавловск-Камчатский поддержал Временное Правительство и оставался верен ему даже после его разгрома. Власть большевиков на полуострове, по сути, установилась только в начале 1920-х годов. И даже большевики, несмотря на грандиозные планы по коллективизации, не решились нарушить этот особый статус территории. И правильность этого решения была доказана в ходе Великой отечественной войны, когда, забрав лучших бойцов на фронт, Москва сказала: «Извините, война, снабжения не будет. Рыба в реках есть, в лесу грибы, картошку вы на своей земле вырастить можете. Живите». И оказалась права. Выжили. И не просто выжили, а ещё сильнее укрепились на земле. Камчатку не задел ни голод 1930-х, ни послевоенная разруха 1940-х. Не получая многих благ от центра, Камчатка не страдала и от его многочисленных ошибок. Еды всегда было в избытке, поэтому никакие затруднения в материальном плане не вынуждали людей драться за кусок хлеба. Могло не хватать жилья или хорошей одежды, но еды всегда хватало на всех. Важно ещё и то, что Камчатка никогда не была «регионом-тюрьмой», как соседняя Чукотка. На сталинских стройках Камчатки работали добровольцы. Работали подчас в более тяжёлых условиях, чем заключённые Гулага, но работали усерднее, потому что не боялись за себя и знали, что работают за своё.

Новая страница истории открылась для Камчатки с приходом Хрущёва, когда Дальний Восток стал стратегической стройкой СССР, и появилось понятие «длинного северного рубля». За 10 лет Петропавловск-Камчатский из малого города превратился в крупный. Поселения коренных народов полуострова были превращены в посёлки городского типа, а их жители объединены в рыболовецкие и оленеводческие колхозы. Построен крупнейший на тихоокеанском побережье радиоцентр, и оборудован узел космической связи. Появился авиационный транспорт и значительно потеснил морской в области пассажирских перевозок. Вышедший закон о Северах обеспечил жителям полуострова высокие зарплаты, длительные отпуска и бесплатный проезд раз год в любую точку Советского Союза. Жизнь в регионе поменялась полностью. Неизменным осталось лишь одно… Оторванность региона от центра. Не помогло даже регулярное авиасообщение с материком о откровенно льготные цены на авиабилеты. Ситуации сильно поспособствовала сама федеральная власть, введя на Камчатке режим погранзоны. Во времена Союза приехать на Камчатку можно было только в двух случаях. Либо если человек там прописан, либо если он направлен туда на работу или на военную службу. Иначе ему просто не продавали в кассе билет. Сильно желающие своими глазами поглядеть на вулканы и искупаться в горячих источниках самыми невообразимыми способами записывались во всевозможные геологические экспедиции или стройотряды. В начале 90-х режим въезда в погранзону был смягчён. Гражданин СССР отныне мог приехать, требовалось лишь регистрироваться по приезду. Лишь в 2007 году этот режим был окончательно снят.

В то же самое время… Правильно, неофициально регион оставался открытым для заграницы. В самый разгар Холодной войны Елизовский радиоцентр успешно ловил через океан «Голос Америки». По Камчатке ходили сувениры из Японии и США. Здесь знали, что такое американские джинсы и японские магнитофоны. Знали ещё в то время, когда в Москве вся эта радость лежала в считанных экземплярах в спецмагазинах, да с жуткими предосторожностями провозилась контрабандой. Результатом всего этого стало отсутствие у камчатцев свойственного советским гражданам трепета перед заграницей. Одновременно выработалось настороженное и несколько презрительное отношение к центральным регионам Союза, которые в их глазах олицетворяла Москва.

К этому добавилось ещё и то, что во второй половине XX века уровень жизни на севере Дальнего Востока был самым высоким во всей РСФСР. Дальневосточные города и посёлки были самыми благоустроенными на русских территориях. К началу 80-х годов в самых удалённых посёлках Камчатки, не имевших даже автодорожной связи с областным центром, работал междугородный телефон, и принималось телевидение. В то время как в Московской области по-прежнему существовали деревни, в которых не было даже электричества. Доказательством этому утверждению может служить анализ географии последнего в СССР демографического подъёма в начале 80-х годов. В целом по СССР он был обеспечен национальными республиками, что очень хорошо видно сейчас на улицах Москвы и других крупных городов России в виде проблемы нелегальной иммиграции. Если же рассмотреть отдельно РСФСР, то выяснится, что весь «подъём» пришёлся на Восточную Сибирь и Дальний Восток. В 1990 году, когда пришло время сесть за парты рождённым в 1983-1984 годах, все дальневосточные школы были переполнены. В моей школе было рекордное за всю её историю количество первых классов – одиннадцать! Занятия шли в три смены, что было вообще неслыханно. Было ли что-то подобное в московских школах? Нет.

По этой причине далёкий и, вроде бы, желанный «материк» был для камчатцев чем-то серым и неуютным. А его жители казались трусливыми, мелочными и ограниченными людьми. Мне довелось пообщаться с одним старым инженером-оборонщиком с крупного московского предприятия по производству ракетно-космической техники. Сам он оказался родом из камчатского посёлка Ключи. Среднюю школу закончил в Петропавловске-Камчатском, а уже после её окончания с семьёй переехал в Москву. И он мне сказал буквально следующее: «Когда я в пятьдесят девятом году приехал в Москву, она мне после Камчатки дикой показалась». Я с удивлением ответил, что когда я сам приехал в Москву в 2001-м, моя реакция была той же самой. Корень этого ощущения, которое, к слову, сохраняется и сейчас, в колоссальной обеспеченности полуострова природными ресурсами. И, прежде всего, возобновляемыми! В отличие от нефти и газа, их добыча не очень внушительно выглядит в денежном выражении, зато оборачивается настоящим изобилием в натуральном. И это проявилось в полной мере, когда начал рушиться Советский Союз…

Когда страну начали ускоренным темпом переводить на хозрасчёт, проявились все дефекты советского хозяйствования в отношении северных и дальневосточных территорий. Объявив Дальний Восток приоритетной территорией, федеральный центр десятилетиями не жалел денег на его жизнеобеспечение. Не жалел и не считал. Регион захлёбывался от миллиардных дотаций. Совокупное население полуострова кое-как превышало 600 тысяч человек. Поэтому в абсолютных цифрах содержание региона не представляло больших затрат для федерального бюджета. Это приводило к тому, что как только возникала очередная неувязка, в Москве не думали о том, чтобы заказать какому-нибудь НИИ гениальное решение проблемы, а предпочитали без лишней суеты выделить ещё несколько миллионов дотаций.

В результате к началу 90-х на Камчатке была выстроена очень дорогая инфраструктура. Основным видом транспорта стала авиация, а вся энергетика была отстроена на привозном топливе, хотя местных альтернативных источников там было в избытке. В ситуации, когда топливо стоило копейки, люди получали утроенные зарплаты по закону о Северах, а дотации закачивались миллиардами советских рублей, снижать издержки казалось бессмысленным. А ведь можно было снизить! Можно было по-прежнему использовать морской транспорт. Вместо этого в начале 80-х его полностью заменили на воздушный из расчёта на бездонный бюджет Союза. Можно было отстроить энергетику на геотермальных источниках. По стоимости было бы сравнимо с АЭС. Предпочли завозить мазут и дизельное топливо. «Мировых цен на нефть» тогда не существовало, и жечь сибирское топливо было дешевле, чем осваивать принципиально новый источник энергии.

Политика коммунистов в отношении Камчатки строилась из расчёта на то, что их власть будет длиться вечно. И всё это аукнулось тогда, когда им всё-таки, пришлось уйти. Я считаю, этот факт должен послужить серьёзным уроком для будущих поколений управленцев, которым суждено встать у руля Камчатки. По-настоящему устойчивую систему можно построить только в том случае, если исходить из предпосылки: «А если завтра нас не станет». Скорее всего, такой вариант окажется менее рентабельным в краткосрочной перспективе. Но он непременно окупит себя в случае возникновения какой-то непредвиденной ситуации. Однако, было то, что было. Каков же результат?

В первой половине 90-х Камчатку захлестнула волна эмиграции. Среди населения была самая настоящая паника. Люди бросали просторные квартиры, машины, дачные участки. Уезжали с двумя чемоданами в руках. В одном – минимальный набор личных вещей. В другом – деньги за всё, что удалось продать. Все разговоры были только об одном: «Лишь бы в Москву!» Народ ехал в Москву, в Ленинград, в Краснодар, куда угодно. Приехав, снимали любую лачугу. Селились хоть в вагончике, хоть в подвале. Людей гнал непонятно откуда взявшийся страх, что скоро всё рухнет. Причём, почему-то всем казалось, что в первую очередь рухнут именно окраины, а в Москве ещё можно будет как-то жить. При этом все факты говорили об обратном, но люди не слушали фактов. Я в то время был ещё младшим школьником. И я помню, что не проходило месяца, чтобы хоть пара человек не покидала класс, в связи с переездом на материк. В результате, из набранных в 1990-м году одиннадцати первых классов было сформировано всего шесть пятых.

В середине 90-х наступило некоторое затишье. Те, кто не сбежал, обнаружили, что мир не рухнул. Да, 90-е годы стали периодом глобального безденежья. Но людей вновь спасла камчатская природа. Люди перестали часто ездить в отпуска, авиабилеты заметно «потяжелели». Стали реже обновлять одежду и вспоминать приёмы её ремонта. Стали экономить на личном автотранспорте. Достать бензин стало не так-то просто. Но, самое главное, не упало качество питания, а отстроенная к тому времени геотермальная инфраструктура позволяла комфортно переносить отсутствие горячей воды. Когда закончилась эпоха «длинного северного рубля», из глубины времён вернулась небогатая, но сытая жизнь простого камчатца. А потом, в конце 90-х годов начали потихоньку возвращаться те, кто 5–6 лет назад покинул полуостров с двумя чемоданами. Как правило, возвращались уже с одним чемоданом, второй терялся где-то в каменных джунглях столицы.

Всего же по результатам 90-х годов Петропавловск-Камчатский лишился трети своего населения (осталось 198 тысяч человек из 320-ти), а с карты полуострова исчезла почти половина посёлков. Однако, регион выжил. И неплохо освоился в рыночных условиях. Конечно, очень сильно его расшатывает постоянный «подсос» со стороны Москвы. Даже на официальном уровне признаётся, что 80% денег, зарабатываемых на Камчатке, уходит в федеральный центр. Тем не менее, регион стоит, как стоял. И даже обеспечивает своим жителям достаточно высокий по нынешним российским меркам уровень жизни. Уровень зарплат в производстве сравним с соответствующим уровнем в Москве и в Санкт-Петербурге. Фактически, в 90-е годы рухнула только искусственная часть советской инфраструктуры, которая держалась исключительно на федеральных дотациях и на марксистской идеологии. Развалились оленеводческие колхозы, а бывшие колхозники ушли в тундру и вернулись к образу жизни своих не столь далёких предков. Заглохли затерянные в тайге посёлки городского типа, которые не имели экономически обоснованных производств, и строились только для того, чтобы оправдать присутствие на данной территории.

Конечно, чисто по-человечески, это грустно. В десятках таких посёлков долгие годы кипела жизнь. Но когда прекратил существование Госплан, и прервался северный завоз, топливо начало стремительно дорожать, а с ним – электричество и авиабилеты. Квалифицированные специалисты начали покидать посёлки в поисках лучшего применения для себя, а без них начали рушиться предприятия и системы жизнеобеспечения. Следом двинулись и остальные. Последние уже просто бежали, бросая дома, машины и всё, что нельзя было увезти в одной дорожной сумке. Наконец, в один прекрасный день последний самолёт увозил из посёлка последних людей – сотрудников технической службы аэропорта. И всё. От когда-то уютного и благоустроенного посёлка оставалась лишь кучка завалившихся домиков, да упоминание в старых справочниках.

Что же мы имеем сейчас?

Имеем мы достаточно любопытную картину. Основным видом пассажирского транспорта на полуострове по-прежнему является авиация. Причём билеты на местные рейсы по непонятной причине значительно дороже билетов на федеральные. Билет Петропавловск–Палана–Петропавловск оказывается сравним по стоимости с заблаговременно купленным билетом Москва–Петропавловск–Москва. Аналогичный билет до Каменского и обратно и вовсе в полтора раза дороже. Хотя расстояние меньше почти в 7 раз. Билет до Соболево – половина билета до Хабаровска, хотя расстояние в 5 раз меньше. При этом любопытно отметить, что билеты на Камчатку из европейской части России дешевле аналогичных билетов в Хабаровск или во Владивосток. Причина – отсутствие альтернативы в виде железной дороги. Это не позволяет авиации стать «транспортом для богатых» со всеми вытекающими. Ей приходится быть транспортом для всех.

Другой интересный момент – энергетика. Она по-прежнему на 80% держится на привозных углеводородах и является самой дорогой в мире. Камчатские ТЭЦ-1 и ТЭЦ-2 (владелец – ОАО «Камчатскэнерго»), составляющие основу Центрального энергоузла, работают на топочном мазуте, дорожающем день ото дня. Большая часть удалённых энергоузлов держится на дизельных генераторах. На полуострове действует два каскада ГЭС, но их работа оценивается, как неудовлетворительная. Камчатская речная сеть отличается сильной густотой, но почти все камчатские реки маловодные. К тому же, они все замерзающие. И ещё важный момент. Практически все реки, пригодные для строительства ГЭС, нерестовые. И ущерб, который установка ГЭС может принести рыбной отрасли, несоизмерим с той выгодой, которую конкретный населённый пункт или район получит от удешевления электроэнергии. Большинство посёлков северных районов топятся бурым углём, добываемым на Корякском нагорье. Сейчас большие надежды связываются с переводом энергетики юга полуострова на природный газ. Представители власти восторженно говорят о том, что разработка Соболевского месторождения даст Камчатке новую жизнь. Само Соболево уже переведено на этот источник. К 2010 году планируется перевести на него Петропавловск, для чего уже больше 10 лет с жутким скрипом и перебранками между властями, инвесторами и экологами тянется газопровод Соболево–Петропавловск. И тут, оглянувшись, мы вспоминаем об одной детали.

А как же геотермия? Ведь ещё 50 лет назад было доказано, что Камчатка обладает самыми большими запасами этого ресурса в мире! Это же даровой источник энергии. И, что крайне важно, возобновляемый и экологически чистый. И тут мы с удивлением почешем в затылке. Оказывается, термальная вода худо-бедно используется в качестве отопления в нескольких населённых пунктах Елизовского и Быстринского районов. А на всей огромной территории Камчатского края действует всего две геотермальные электростанции (запущенная ещё при коммунистах Паужетская и достроенная уже при демократах Мутновская). И эти две ГеоЭС не имеют для региона стратегического значения ввиду малой мощности. Почему бы это? Ответ прост, как два сапога. Владелец Паужетской и Мутновской ГеоЭС, ОАО «Геотерм», по какому-то недоразумению, – дочернее предприятие ОАО «Камчатскэнерго», владеющего убыточными камчатскими ТЭЦ. Ясно, как день, что головному предприятию нет резона развивать на полуострове геотермальную энергетику и снижать тем самым себестоимость энергии. Ведь высоченная стоимость электричества – это прекрасный предлог для выкачивания денег, как из региона, так и из федерального бюджета. Запущенная с подачи губернатора Камчатского края Алексея Кузьмицкого программа компенсации энерготарифов за счёт федерального бюджета не решила для региона ни одной проблемы, но оказалась золотым дном для «Камчатскэнерго». Такие вот дела.

И тем не менее…

Этот внешне неблагополучный регион обеспечивает своим жителям достаточно высокий уровень и качество жизни. Особенно, если сравнивать с провинциальными городами европейской части России. Краевой центр – Петропавловск-Камчатский – реально более благоустроенный город, чем находящиеся под боком у Москвы Тверь и Тула. Уровень зарплат в реальном секторе экономики, как минимум, сравним с московским. И при этом не имеет серьёзной конкуренции со стороны финансового сектора и офисного «болота». Правда, регион имеет почти самый высокий в стране прожиточный минимум – 9700 рублей. Он обусловлен, в частности, непомерно высокими тарифами на услуги ЖКХ, вытекающими из всё той же дорогой энергетики. Тем не менее, практика показывает, что средняя камчатская семья с доходом около одного прожиточного минимума на человека имеет возможность раз в два года выехать в отпуск на материк. При этом из зарубежных курортов у камчатцев наибольшей популярностью пользуются, кто бы мог подумать, Таиланд, Египет и Куба!

Серьёзное влияние на жизнь региона по-прежнему оказывает его изоляция от внешнего мира. Конечно, дорога в столицу – это уже не полуторагодовой переход во льдах с зимовкой на Таймыре, а девятичасовой беспосадочный перелёт на борту комфортабельного авиалайнера, но ощущение, что регион – сам себе центр остаётся. Эта изоляция вызвала ещё один интересный эффект. Камчатка, по результатам советского периода населённая преимущественно русскими, практически не пострадала от неконтролируемой иммиграции. Ни со стороны выходцев из Закавказья и Средней Азии, как Москва, ни со стороны китайцев, как юг Дальнего Востока. В результате ДВ-Север стал (точнее, остался) более русским, чем центральная часть России во главе с Москвой. Естественно, Москва, с таким утверждением категорически не согласна. Это несогласие не решает проблем Москвы, но создаёт проблемы с самоопределением для жителей Камчатки. Кто они? Русские? Но приезжая в главный русский город, они чувствуют, что не могут ассоциировать себя с большинством тех, кого видят на его улицах. Более того, они чувствуют, что им в этом городе не рады, а рады как раз вот этим, чужим. Выходит, они не русские. Тогда кто? Камчатцы? Или камчадалы? Или кто-то ещё, кому не придумали пока названия? Эта проблема реально существует. Но она нигде даже не озвучивается. Очевидно, она просто оставлена в наследство нам, нынешнему молодому поколению. Вместе с ворохом прочих проблем.

Безусловно, материальная база региона сильно пошатнулась в ходе перестройки. И московские туристы, приезжающие в Петропавловск-Камчатский, видят в первую очередь обшарпанные дома с обитыми ржавым железом торцами, разбитые дороги, покосившиеся лестницы и изуродованные остатки детских площадок. Но они не видят главного. Несмотря на все внешние проявления неблагополучия, город сохранил свою душу. То самое, что безвозвратно потеряла Москва, будучи снаружи отполированной до зеркального блеска. И сейчас, когда всё наконец медленно встаёт на свои места, молодые камчатцы, как и прежде, проскитавшись не один год и проехав полмира, с обретёнными по пути знаниями возвращаются сюда. Налюбовавшись на все красоты мира, они едут домой. Я и сам из их числа. Прожив долгие семь лет в Москве, объездив всю Московскую область, посетив Санкт-Петербург и Воронеж, я понял, что моё место здесь. Имея красный диплом МГТУ имени Н.Э. Баумана, отличные перспективы работы в Москве и реальные возможности выехать за рубеж, я вернулся на Камчатку. И, кстати, никто из моих старых друзей не поставил моё решение под вопрос.

Советские социологи долгое время отмечали одну неприятную особенность здешнего менталитета. Это мышление временщика. Во времена Союза большинство жителей прибывали на полуостров по распределению. Прибывали и так же легко отбывали, когда заканчивался срок их направления. Особенно это касалось военных. Лишь немногие жители советской Камчатки были коренными. Правду говорят, что нет худа без добра. Разруха 90-х и вызванное ею снижение мобильности местного населения привели к тому, что выросло и осталось на родной земле первое полноценное поколение родившихся на Камчатке. И я, как его представитель, мечтаю вновь вдохнуть жизнь в регион. Я верю, что это возможно. И я хочу, чтобы мои дети родились и выросли здесь, на обратной стороне Русской Карты. И увидели Камчатку такой, какой увидел её я. Или лучше.

И тут грянул кризис…

Грянул, да только где-то далеко. Весь интернет разрывается от сообщений: юга стоят, Поволжье стоит, Урал стоит, там завод закрыли, тут конвейер остановили, там 1000 человек уволили. В Москве, Санкт-Петербурге, Нижнем Новгороде волна самоубийств. Уволенные рабочие кончают с собой, осознав, что не смогут расплатиться по набранным кредитам. Их бывшие начальники кончают с собой, не выдержав моральной ответственности за увольнение рабочих. По стране, как чума, идёт безработица. Кругом акции протеста, голодовки, перекрытие федеральных трасс… Всё это камчатцы смотрят по телевизору, как какой-то телеужастик, не имеющий отношения к реальности. Даже введение драконовских пошлин на ввоз подержанных автомобилей, которое вызвало социальный взрыв в Приморье, не имело фатальных последствий для Камчатки. Да, автолюбители призадумались. Начали подсчитывать, какую сумму теперь потребуется скопить, когда задумают вновь менять машину. Но и всё. Потому что торговля подержанными машинами никогда не была для Камчатки источником пропитания. А в кризисной ситуации её вновь спасла собственная природа, не имеющая большой ценности в долларах или евро, но снова и снова спасающая её крохотное население.

Прямо сейчас практически все камчатские предприятия усиленно набирают штаты, в газетах переполнены рубрики с предложениями работы. Посмотрите хотя бы интернет-версию газеты «Работа на Камчатке» (www.profc.vulcan.ru, раздел «Вакансии Камчатского края»). И ладно бы народ не шёл, потому что платили копейки. Так на хорошие же зарплаты берут. С внушительным соцпакетом. Многие предприятия имеют общежития и охотно берут иногородних. Брать некого! Все, кто сейчас позарез нужен, сидят на западной границе под стенами Кремля и ждут, что им что-то упадёт с неба. На Камчатке нет кризиса. Есть страшная нехватка трудоспособного населения.

Один лишь пример. Рыболовецкий колхоз им. В.И. Ленина. Третье по величине рыболовецкое предприятие региона. Производство не снижается. Весь имеющийся флот на ходу, все сроки выдерживаются, все квоты вырабатываются. Судоремонтная база загружена полностью, причём на 30% – сторонними заказами. 6 месяцев в году колхоз работает без выходных, потому что план превышает возможности производства. В январе зарплаты поднялись на 10%. С марта повышаются ещё на 10%. Средняя зарплата производственных рабочих превышает 20 тысяч рублей. Задумывается расширение производства и увеличение штата. Колхоз испытывает дефицит кадров, потому что на конкурирующих предприятиях зарплаты выше и условия труда лучше! Спрашивается, где кризис?

Из всех предприятий Петропавловска-Камчатского откровенно разваливается лишь одно – ОАО «Петропавловская судоверфь». И не по причине кризиса, а по причине бездарного управления. И это признают все. В том числе на самой верфи.

Единственной удачной подножкой Камчатке со стороны федерального центра стали вступившие в силу 1 января 2009 года поправки к федеральному закону №166-ФЗ «О Рыболовстве и сохранении водных биологических ресурсов». Согласно этим поправкам, суда, являющиеся собственностью иностранных компаний, не имеют права вести промысел в экономической зоне РФ. Вроде бы логично, но в результате введения этих поправок встали на прикол 12 самых современных промысловых судов камчатского рыболовного флота – ярусоловов, принадлежащих на правах аренды ЗАО «Акрос» – крупнейшему рыболовецкому предприятию Камчатки. Проблема состоит в том, что данные суда строились в сложные для России 90-е годы в рамках российско-норвежского совместного предприятия и были потом переданы «Акросу» в бессрочную аренду. И всё было хорошо, пока в голове у московских законодателей не возникла очередная гениальная идея.

Конечно, это не конец. Да, ЗАО «Акрос» испытывает сейчас серьёзные финансовые трудности, а краевой бюджет на этом теряет по миллиону рублей в день одних только налогов. Но до банкротства «Акросу» ещё очень далеко, а правая рука всегда поддержит левую. Я не сомневаюсь, что решение будет найдено. И для «Акроса», и для всей Камчатки. За 300 лет освоения русскими Камчатка ни разу никому не дала втоптать себя в грязь. Ни внешнему неприятелю, ни бездарной центральной власти. Не даст и в этот раз. Мы знаем, за что нам бороться. Нас кормит и греет наша земля. И она будет нас защищать до тех пор, пока мы её не бросим.

А что же дальше?..

Сейчас мы наблюдаем уникальное явление – крушение СИСТЕМЫ. Спасти систему уже практически невозможно. Шанс сделать это ещё был лет тридцать назад, когда от людей моего поколения ещё ничего не зависело. Сейчас уже время ушло. Сейчас нужно думать, как максимально безболезненно систему свернуть, не похоронив под её обломками большую часть человечества. Что касается непосредственно Камчатки, то её нахождение на самом краю цивилизации даёт ей шанс максимально легко пережить гипотетический крах системы.

Кризис – явление переходящее. Когда же вновь придёт период строительства, главное – не совершить две ошибки. У русской Камчатки есть два возможных неправильных пути.

Первый – её оставление. Не важно, будет ли это обычное «закрытие» по факту выезда с территории 100% населения или продажа тем же США, как это было когда-то сделано с Аляской. Не важно, чем это решение будет обосновано. Важно то, что это неверный путь. И его необходимо избежать.

Второй – это начать развивать на Камчатке промышленность образца середины прошлого века. Газопроводы, заводы по сжижению газа, объекты химической промышленности, марикультура и энергетика на базе мини-АЭС. Всё то, что пятьдесят лет назад было олицетворением развития, сейчас стало синонимом деградации. И самое страшное, что у нынешней власти в отношении полуострова именно такие планы.

Камчатка должна повернуть на принципиально новый путь развития – путь экосообразного существования. У неё для этого все возможности. Кстати говоря, шутка или нет, но сейчас на Камчатке действует несколько инициативных групп по созданию экопоселений. С предполагаемой перспективой полного ухода в лес и разрывом всех контактов с СИСТЕМОЙ. По моему личному мнению, это чересчур радикальный путь. Противоположная крайность, которая не лучше той, в которой мы находимся сейчас. Во-первых, большинство жителей Камчатки психологически не готовы к такой резкой перемене образа жизни, включая и меня. На такое преображение нужна пара поколений. Во-вторых, это просто не нужно. Нужно искать золотую середину. Будущее Камчатки должно лежать в экополисах – небольших поселениях, разбросанных в тайге на сотни километров. Это должны быть высокотехнологичные поселения, но построенные на базе принципиально новой технологии. Новый технологический рывок должен полностью перечеркнуть достижения старого. Новая технология должна, в первую очередь, не причинять вреда природе, а не приносить доход её распространителю. Увязший в матрице XX века Петропавловск-Камчатский необходимо постепенно сворачивать, «выпуская» людей вглубь полуострова. Туда, где они смогут жить, не разрушая природу и потребляя только возобновляемые ресурсы. Полуостров нужно сделать максимально независимым от поставок чего-либо извне. И, самое главное, от мировой финансовой системы. Концепция Общественной Безопасности должна получить на Камчатке особое содержание. Я верю в приход концептуальной власти на Русскую Землю. Я вижу, что она уже идёт. И я знаю, что она способна очень много дать и всей стране, и отдельно взятой Камчатке. Но и она должна кое-чему у Камчатки научиться.

Я глубоко уважаю Движение «КПЕ» и лично академика Петрова, но я боюсь одной стратегической ошибки с их стороны. Имея привычку мыслить обобщениями, они могут попытаться подгрести всю страну под одну гребёнку, как это сделали когда-то коммунисты. Приморье, возможно, это выдержит. Камчатка – нет. Сотни лет она существует только потому, что во всём имеет свой уникальный путь. Если отобрать у неё это право, она погибнет. И будет крайне нелепо, если, пережив демократическую разруху и выдержав крушение толпо-элитарной пирамиды, Камчатка тихо умрёт в руках грамотных и нравственных управленцев.

На сём разрешите откланяться.

Аналитический группа СРН,

Петропавловск-Камчатский

Виталий Хованов

19 апреля 2009 г.