О неизвестных страницах начала гражданской войны на Кубани.
Обратимся к вполне официальному и вроде бы добросовестному источнику — воспоминаниям одного из активных участников гражданской войны, в дальнейшем крупного командира Красной Армии Ковтюха, изложенным в его книге «От Кубани до Волги и обратно». Книга была издана в 1926 году Госвоениздатом, однако не избежала участи литературы спецхрана, оставшись лишь в единичных экземплярах. Вот как события описывает Ковтюх, служивший в отряде красного командира Рогачева и непосредственно руководивший всей боевой операцией: «Не ограничиваясь этим, казаки стали собираться в более безопасных местах, — в плавнях, на хуторах, где объединялись в такие же, сначала мелкие, группы, в организации которых с первых же дней приняли участие офицеры казачьих частей и офицеры, бежавшие от Советской власти на территорию Кубанской области.
Так образовалось два враждующих лагеря, которые с каждым днем все разрастались; вражда меж ними росла все больше и больше и дошла, наконец, до того, что пять станиц, расположенных преимущественно среди камышей и болот, сговорились, объединились и в конце апреля месяца восстали против советской власти под руководством есаула Подгорного, Гулого и др.
Для подавления восстания этих пяти станиц (Ольгинская, Ясенская, Бриньковская, Привольная и Копанская) был назначен областным советом отряд Рогачева. Собранный по тревоге отряд погрузился в поезда на станции Старо-Величковской и двинулся к станции Ольгинской, расположенной почти у самой станицы. Отряд выгрузился, толпою ворвался в эту станицу и начал громить собравшуюся возле станичного правления толпу казаков, казаки бежали в соседние восставшие станицы.
Таким образом, произошло первое вооруженное столкновение отряда с восставшими. Для ускорения подавления восстания из гор. Ейска на пароходах через Приморско-Ахтарскую была прислана батарея из двух полевых пушек, обслуживавшаяся моряками, которые своими действиями больше принесли вреда, чем пользы. Одна за другой станицы освобождались, а у станицы Копанской казаки, прижатые к непроходимым болотам, вынуждены были дать решительный бой. Он начался 26 апреля, приблизительно в 17 часов. Казаки, скопившиеся со всех пяти станиц и засевшие на окраине станицы Копанской и по берегам близко подходящих к ней плавней, упорно оборонялись. Благодаря хаотичному наступлению, к вечеру казаки добились некоторого успеха и пытались было атаковать отряд, обойдя его левый фланг. Тов. Рогачев находился неизвестно где, и, благодаря этому, общее командование в такой решающий момент отсутствовало. Кое-кто из младшего комсостава пытался было проявить инициативу, дать соответствующий отпор обходящему противнику, но действия командира батареи, моряка, запрещавшего оказывать сопротивление наступающим казакам, разрушили все дело. Когда казаки появились почти в тылу, он куда-то скрылся, передав командование батареей помощнику, а матросы, в виду наступившей темноты, признали, что действия батареи окончены, и ушли вместе со своими пушками. При таких обстоятельствах я принял на себя командование отрядом. Дело это было в высшей степени трудное, т. к. отряд не признавал никаких правил боя».
Конечно, события на самом деле разворачивались не так, как их описывает Ковтюх, который не являлся руководителем отряда и не был посвящен в планы военной операции. Вот как об этом поведал своим сыновьям один из активных деятелей описываемых событий и непосредственный участник переговоров с красными Янко Марк Николаевич — кавалер Георгиевского креста и медали «За храбрость и отвагу», один из самых активных участников и организаторов белого движения. Это событие нашло свое отражение и в материале «Моя родословная»: «Отрядом действительно руководил Рогачев, в подчинении которого было многотысячное войско плохо организованных и недисциплинированных солдат, в десятки раз по численности превосходящих отряд казаков. Попытки многотысячного отряда Рогачева уничтожить подразделение казаков не увенчались успехом. Его отряд терпел одно поражение за другим. Тогда, видя свое неизбежное поражение, Рогачев запросил поддержку. Эта поддержка руководством Красной Армии была оказана. К нему была направлена батарея, оснащенная пушками и приданными ими для обслуживания несколько десятков матросов. Батарея погрузилась в г. Ейске и через Приморско-Ахтарск достигла Бейсугского лимана. Ночью батарея высадилась десантом на берегу лимана, с ходу приняв бой. Однако этот бой не принес ожидаемого успеха отряду Рогачева. В его отряде усилились недовольства, стихийные стычки, случаи неповиновения командирам, возникла паника и другие негативные явления, разлагающие его военное формирование. Возникли недовольства и среди моряков батареи пушек. Недовольства особенно усилились в связи с большими потерями ночного боя. Обо всем этом рассказали пленные красноармейцы, захваченные казаками в том ночном бою.
Видимо, по этой причине Рогачев вместе с командиром батареи пушек приняли решение о необходимости переговоров с восставшими казаками, которые также не испытывали особого желания дальнейших кровопролитий. Казаки первоначально были мирно настроены и желали лишь того, чтобы их семьи в станицах не обижали красные командиры и комиссары и дали им спокойно жить.
Сам Рогачев и командир батареи пушек на самом деле никуда не убегали, как об этом пишет плохо осведомленный Ковтюх. Обсудив сложившееся положение, Рогачев и командир батареи пушек оказались значительно разумнее их высокопоставленных большевистских вождей и решили идти на мирные переговоры с казачьим отрядом. Если бы многотысячная неорганизованная толпа красных необученных солдат узнала о переговорах, она бы растерзала не только командира отряда Рогачева, но и весь начальствующий состав, в том числе командира батареи пушек — такой тогда была социально-психологическая обстановка в красном формировании. Поэтому переговоры о перемирии, в которых участвовал и Марк Николаевич Янко, велись тайно не только от красных солдат, но и от низших чинов красного отряда. В соответствии с договоренностью казаки якобы сдались в плен отряду Рогачева, а тот якобы казачьих офицеров направил в Екатеринодар — к красному руководству, где их якобы должны были расстрелять, а казаков распустить по станицам. На самом деле тогда все закончилось миром, и для казачьих офицеров, которых выпустили через час после отправления поезда».
Так было нанесено крупное военное поражение системе большевизма, начатое первоначально казаками всего пяти станиц Бриньковской, Копанской, Ольгинской, Привольной, Ясенской. Так было положено начало белому движению на Кубани в гражданской войне, развязанной большевистским режимом против русского народа. Среди красных командиров также были способные организаторы. Но они уничтожались тайно или явно самими большевиками. В частности, известный командир Рогачев был отравлен красными комиссарами. Главнокомандующий Красной Армией Кубани фельдшер по профессии Сорокин был застрелен красным командиром Высленком. Позднее оставшиеся в живых красные командиры также были расстреляны уже при сталинском режиме, в большинстве своем как враги народа. Так большевизм пытался скрыть свои жесточайшие преступления перед собственным народом, по масштабам своим и жестокости несопоставимым и неизвестным в мировой истории. На этом эпизоде мы завершаем рассказ о герое белого движения — Янко Марке Николаевиче, казаке станицы Бриньковской.
Эпизоды далеких событий гражданской войны еще раз подвергают сомнению официальные постулаты советской историографии, ссылающейся на роль «подрывных контрреволюционных центров». На самом деле массовый стихийный протест лучших граждан России имел совсем другие корни.
Взять в руки оружие и защитить свою землю от поработителей заставляло веками воспитанное в православном казаке чувство долга. Однако карта Кубани и сегодня пестрит именами тех, чьи руки в крови тысяч и тысяч невинных жертв красного террора.
Вызывает глубокое сожаление и озабоченность тот факт, что улица, где жил в последние годы герой белого движения Янко Марк Николаевич в станице Бриньковской, до сих пор носит имя одного из большевистских вождей — Воровского, а в центральном парке станицы Бриньковской по-прежнему имеется памятник, на котором только имена красногвардейцев, защищавших преступный большевистский режим. На памятнике нет ни одного имени героев белого движения. И если сегодня мы всерьез говорим о гражданском примирении в обществе, то не должна быть забыта и другая не менее драматическая страница нашей истории, связанная с героями белого движения, истинными сынами и дочерьми Кубани, теми, кто достойно прошел «поле чести», теми, о ком память целенаправленно вытравлялась в течение многих лет безвременья, а в настоящее время упорно замалчивается.
Казакам нынешним важно осознать глубокую истину, что мотивы для объединения могут носить духовную основу. Их нельзя заменить на потеху врагу сиюминутной конъюнктурой. Только тогда у казаков наступит понимание, что делать с названиями улиц, районов, населенных пунктов, отражающих имена тех, кто разрушал Великую Родину. Вот некоторые материалы, характеризующие эпизоды деятельности большевистских вождей на Кубани, на Дону, ничтожная доля этих сведений, взятых из книг О.В. Агафонова «Казачьи войска в России во втором тысячелетии. Юг России» и С. Ф. Бугая «Казачество в России». «В декабре 1918 г. на собрании партийного актива г. Курса Л. Д. Троцкий (Бронштейн) — председатель Реввоенсовета республики и народный комиссар по военно-морским делам, анализируя результаты года гражданской войны, наставлял: «Каждому из вас должно быть ясно, что старые правящие классы свое искусство, свое мастерство управлять получили в наследие от своих дедов и прадедов… Что можем противопоставить этому мы? Чем нам компенсировать свою неопытность? Запомните, товарищи, — только террором. Террором последовательным и беспощадным! Уступчивость, мягкотелость история никогда нам не простит. Если до настоящего времени нами уничтожены сотни и тысячи, то теперь пришло время создать организацию, аппарат которой, если понадобится, сможет уничтожить десятки тысяч. У нас нет времени, нет возможности выискивать действительных, активных наших врагов. Мы вынуждены встать на путь уничтожения». В подтверждение и развитие этих слов 24 января 1919 года председатель ВЦИК Я. М. Свердлов подписывает секретную директиву ЦК РКП(б), в которой буквально приказывает следующее: «Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно, провести массовый террор по отношению ко всем вообще казакам».
По югу России катилась волна жестоких мер, направленных против контрреволюционного казачества. Расстреливались безграмотные старики и старухи, которые еле волочили ноги, урядники, не говоря уже об офицерах. В день расстреливали по 60−80 человек. Принцип был: «Чем больше вырежем, тем скорее утвердится Советская власть на Дону». Никакого разговора, только — штык и винтовка. Вели на расстрел очередную партию — здоровые несли больных…
Во главе политотдела стоял некто Гольдин, его взгляд на казаков был такой: «Пока не вырежем всех казаков и не населим пришлым элементом Донскую область, до тех пор Советской власти там не будет…» «В Советской России к концу осени 1920 г. со старорежимным казачеством было, в основном, покончено. Сформулированный в начале 1919 г. призыв Троцкого «Старое казачество должно быть сожжено в пламени социальной революции» нашел свое воплощение в жизни».
«Казачьи «неблагонадежные» семьи лишались своего имущества, земельных наделов, права проживания на родине предков. Особо уполномоченный ВЧК по Северному Кавказу К. Лендер объявил: «Станицы и селения, которые укрывают белых и зеленых, будут уничтожены, все взрослые родственники сражающихся против нас будут расстреляны, а малолетние высланы в Центральную Россию».
«Концентрационные лагеря Донской области «поставляли» на Север все новые и новые партии «непослушных казаков». «С. П. Мельгунов в своей монографии «Красный террор в России» (М., 1990) приводит леденящие душу факты, когда за один вечер расстреливали по 200 казаков, прибывших с юга (особенно преуспевала в этом член ревкома Рэбека Пластинина). Среди расстреливаемых были казаки Терека, Дона, Кубани и Ставрополья».
На «8-м съезде РКП(б) член Донбюро А. А. Френкель заявил, что «одним террористическим методом физического уничтожения наибольшего количества казаков… и вообще всех казаков не уничтожить» и предложил массовую «экспроприацию казачества».
Тяжело читать эти строки, а еще тяжелее подвергать свою память воспоминаниям тех, кто был участником описываемых в статье событий самых первых дней гражданской войны на Кубани. Приведенные примеры ярко раскрывают сущность системы большевизма и ее отношения к казачеству. Они позволяет по-новому взглянуть на деятельность Воровского, имя которого носит улица, где проживал герой белого движения Янко Марк Николаевич. Воровский, конечно, не давал команд аналогично Лейбе Бронштейну на массовый и беспощадный террор казачества, не подписывал подобно Янкелю Свердлову секретных директив о массовом терроре против богатых казаков, не расстреливал аналогично начальнику политотдела Гольдину немощных стариков и старух, не расстреливал подобно Рэбеке Пластининой по 200 казаков за вечер, но Воровский является одним из руководителей в ленинско-троцкистском преступном правительстве, осуществлявшем идеологическое обеспечение системы большевизма. Это он — Воровский черпал идеологическую заразу из ядовитого котла учения Маркса-Ленина о классовой борьбе, диктатуре пролетариата и т. д., заражал этим ядом души русских граждан и натравливал на борьбу одни группы населения на другие. Одним словом был активным участником большевистской банды и принимал активное участие в репрессиях. Вот почему улица в станице Бриньковской не может носить имя Воровского.
Владимир Пархоменко
Источник: Русская линия