Дать определение русскому национализму невозможно без ответов на извечные вопросы – «Кто виноват?» и «Что делать?». Прежде всего, национализм – это руководство к действию в интересах своей нации. Здесь всё по «ветхим заветам» – сначала было слово, потом за словом последовало дело: око за око, зуб за зуб.
Национализм есть в Восточной и Западной Европе, в каждой из её стран. Национализм есть в США, Китае, Японии, Корее и Израиле. А вот в России национализма нет. Его ищут как свои, так и чужие. Его искали Бердяев, Леонтьев, Ильин, Федотов. Его ищут и сегодня. Например, в 2015 году в Нижегородской губернии вышли две новые книги, затрагивающие эту тему. В начале года вышла книга М.П. Чижова «Константин Леонтьев: единство в многообразии». К.Н. Леонтьев был одним из тех, кто пытался ответить на вопрос о том, существует ли русский национализм. Его статьи «Национальная политика как орудие всемирной революции» и «Культурный идеал и племенная политика» открывают загадки русского национализма. В апреле вышла книга Ф.А. Селезнева «Нижегородцы и преодоление Смуты 1606-1618». Обе книги замечательны, хорошо продуманы и написаны с душой.
Тема есть, вопросы есть, а русского национализма нет. Например, все книги, которые пишутся о русском национализме, как правило, издаются за счёт самого писателя или при заграничной поддержке. Забавный личный пример: автор этой статьи написал книгу «Грани государственной службы российского казачества» и не нашел спонсоров для ее издания ни в среде казачества, ни в армейской среде. Помощь оказала еврейская община, ведь Израиль находится во враждебном окружении, поэтому все его граждане, живущие на границе, вооружены, как когда-то давно казаки. То есть другим нациям интересно, что происходит в России, а местному коренному населению – нет.
В России нет национализма, по крайней мере, русского. В России есть власть, действия которой в определенные периоды схожи с действиями националистов. Причем если эта власть думает только о себе, то она формирует из народа толпу и гонит ее на убой. В этом случае государство укрепляется. Обычно этот процесс начинается тогда, когда в народе, особенно в титульных нациях, появляется большое количество индивидуалистов, способных стать лидерами и претендующих на то, чтобы возглавить массы. Тут у власти возникает проблема – как от них избавиться. Очень сильно эта проблема обозначила себя после реформ Столыпина.
Л.Н. Толстой, вникая в столыпинские реформы, сразу почуял грядущую беду, так как он ничего не имел против индивидуальности каждого россиянина, но прекрасно понимал, куда приведет Россию индивидуализм каждого, при отсутствии, как бы сегодня сказали, гражданского общества и эффективных политических институтов. И Л.Н. Толстой оказался прав. Власти пришлось ударными темпами избавляться от индивидуализма, сгоняя всех в колхозы (то есть обратно в крестьянские крепостные общины) и на стройки коммунизма. Бердяев хоть и не любил большевиков, но был вынужден признать, что они спасли Россию.
Власть, которая избавляется от индивидуализма и укрепляет таким путем саму себя, именуется национальной, патриотической, а интеллигенты и чиновники, скрепляющие эту власть, начинают величать себя славянофилами. Но где здесь русский национализм, если русские в этих потрясениях являются самой страдающей нацией?
Если же власть широко открывает ворота для внешнего вторжения, раскалывает общество на классы и прослойки, то такая власть считается «реформаторской», «перестроечной», «предательской», «демократической», «либеральной», а интеллигенты и чиновники быстро переориентируются и уже кличут себя западниками. Россия шарахается между этими двумя вариантами подобного управления, как шарахается лошадь в стойле с завязанными глазами от внезапного шума, но национализма здесь нет ни капли, по крайней мере, русского национализма.
Из этих двух властных позиций обычно проистекают исследования русского национализма, не из русской истории и культуры, а из сравнения русского уклада с западным, в противопоставлении России и Европы. Но с этих позиций о русском национализме судить вообще невозможно. Герб России, флаг России, парламент России, большинство социальных технологий, финансовых схем, государственных институтов копируется и заимствуется на Западе, причем довольно часто бездумно. Потому устоялось мнение, что у русских всё никак у людей. Русские не следуют за своей вековой историей, культурой, не пестуют свой национализм, а как та лошадь, которой попала вожжа под хвост, скачут галопом до пены, потом не могут отдышаться, а затем лениво травку жуют, ожидая нового хлыста, и всё это выходит по чужим правилам и лекалам, хоть и на своём поле. Хотя в последнее время и травка чужая: яблоки из Польши, морковка из Израиля, картошка из Египта… А после санкций, которые удлинили путь заморской травки к прилавку, продукты стали просто мерзкими.
Национализм может быть выражен просто и без затей: «Мой дом – моя крепость». Кто себя чувствует в России, как в своем доме и в своей вечной крепости, если волны эмиграции из России не прекращаются даже в мирные времена? Можно, конечно, возразить, что в Россию едут украинцы, молдаване, казахи, узбеки, таджики и представители других народов. Вот только все они – часть всё того же российского населения, лишенная своего национального дома. Действительно, для них Россия – дом, потому что их традиционные шалаши еще хуже. По той же причине турки едут в Германию, алжирцы во Францию и т.д.
В России русского национализма нет. Другое дело, что есть разные явления, похожие на него. Ведь российская власть не случайно прячется за стенами Кремля. Это не Белый дом в США с хлипким забором, это высоченные стены в Москве, в Нижнем Новгороде и т. д. За этими стенами «теплится русский национализм» и, в случае надобности, запускается в оборот. Причем запускается весьма неумело, так как в России слишком много региональных князьков, удельных феодалов, криминальных авторитетов со своими шкурными интересами и своим лобби за кремлевскими стенами…
Продолжение следует
Автор – Сергей Минутин, председатель Совета регионального отделения «Собора русского народа» в Нижегородской области, писатель, журналист